«… сообщаю Чрезвычайной Следственной Комиссии, что в районе I части гор. Кубы раненных и изувеченных армянскими бандами нет, и не может быть, так как они стреляли очень метко и на место одной пули употребляли 40-50 пуль. И кроме этого они каждого попавшего к ним разрубали кинжалами и убивали выстрелами из ружей до смерти и далее после смерти изуродовали трупы» - эти строки из рапорта пристава 1-ой части гор. Кубы (1) лишь одно из сотни свидетельств о кровавых событиях в апреле-мае 1918 г. в г. Кубе и селениях Кубинского уезда. В чем же «провинилось» население этого региона Азербайджана, отличающееся своим полиэтническим составом, где совместно с преобладающими по численности азербайджанскими тюрками компактно проживали лезгины, таты, евреи, русские-сектанты, армяне и др., и теплые добрососедские отношения между представителями различных национально-этнических и религиозно-сектантских групп сохранялись на протяжении столетий. К тому же число местного армянского населения г. Кубы не превышало «500 человек» (2), а активность его была не столь высокой по сравнению с тем же населением в Баку, Шемахе или в Карабахе?
Прежде чем ответить на этот вопрос, следует совершить небольшой экскурс в историю этого края и событий, предшествующих кровавой трагедии, разыгравшейся здесь весной 1918 г.
 

* * *
В истории Куба, корнями уходящая в средневековье, упоминалась, в той или иной форме, еще в древних албанских, арабских, персидских и турецких источниках, в различных произведениях европейских географов и путешественников. Географические территории, обозначенные как «Куба» - именем города, расположенного в самом центре,- издревле простирались, начиная с северо-восточных отрогов Большого Кавказского хребта и, до Самуро-Дивичинской впадины. Гораздо более широко распространенным и древним географическим названием является сам топоним «Куба» - сфера распространения которого «простирается от Монголии до средней полосы России с охватом Закаспийских областей, а также Ширвана и Северного Кавказа». (3) О происхождении этого топонима существует множество разно-характерных и взаимоисключающих толкований, в том числе и относительно названия города Куба в Азербайджане, наиболее достоверными из которых представляются следующие: Так, первая мечеть, построенная около города Мекки пророком Мухаммедом, называлась Куба. Построенная же в Х веке правителем Азербайджана Ануширеваном на территории нынешней Кубы крепость именовалась «Баде Фируз-Губад» и получила свое название по имени Сасанидского царя Кубада I. «Ее упоминал арабский историк Мас'уди (943 г.): «Имеется много известий ...об удивительных сооружениях, которые Кубад ибн-Фируз, отец Хисры Ануширвана, воздвиг в месте, называемом Маскат, и которые представляют собой город, построенный из камня;...». Автор, говоря о Маскате, по-видимому, имеет в виду, район Кубы и город Фируз-Кубад, современную Кубу, в названии которой отложилось имя ее основателя Сасанидского царя Кубада I сына Фируза (488 - 531 гг.)» – пишет известный азербайджанский ученый С.Ашурбейли и связывая эти два факта, полагает, что название Куба относится к числу одноименных топонимов, перенесенных в VII в. арабскими племенами, выходцами из города Куба, близ Медины, во время завоевания Азербайджана и Дагестана халифатом. «Большой ареал распространения этого названия на территории, завоеванной Арабским хали-фатом, подтверждает это предположение, как и следующее сообщение Зайн ал-‘Абидина Ширвани (XIX в.), описавшего город Кубу: «...В древности одно из арабских племен переселилось в Кубу и там обосновалось». Арабы, поселившись в Фируз-Кубаде, услышав название, созвучное с именем города близ арабской Медины, стали называть его знакомым именем Куба, также как и Маскат»(4)
Существуют также версии , что топонимы с компонентом «куба» и «кува», известные с ХII в. и широко распространенные на разных территориях нынешнего Азербайджана, а также Северного Кавказа, Узбекистана, Казахстана, Киргизии, Алтайского края, отражают какой-то тюркский этноним, например, известное у киргизов племя под названием «куба» по происхождению считается кыпчакским. (5)
Начиная с ХII века название Куба встречается уже во многих арабских источниках: в географическом словаре арабского ученого Хамави (ХIII век) среди городов Азербайджана упоминается город «Кубба», в Сефевидских архивных материалах XVI века содержится немало сведений о крае «Губба», в других источниках название города упоминается как «Гюббе».
Общепринято, что фундамент современного города Кубы был заложен в ХIV веке. «Однако, А. А. Бакиханов сообщает, что он сам видел близ Кубы прекрасную гробницу ширваншаха Кавуса ибн Кейкубада (ум. 774 г. Х./1373 г.), что позволяет предположить, что здесь в более древние времена и в XIV в. находилась касаба или город. В более позднем источнике XVI в. со слов местных жителей сообщается, что «Куба - крепость на склоне горы давно разрушена. Название Куба в это время (1582 г. - С. А.) относится к округу (нахийа) с многочисленными селами. Таким образом, название Куба сохранилось вплоть до XVI в. В это время под названием Куба существовал округ, а крепость была разрушена» (6).
 С периода своего возникновения город-крепость или округ Куба входил во владения государства Ширваншахов, одного из значительных средневековых феодальных государств Азербайджана, существовавшего на просторных территориях под названием Ширван. Ширваном, или Шарваном, в средневековых источниках называлась область на западном побережье Каспийского моря, к востоку от Куры, составляющая часть древней Кавказской Албании, или раннесредневекового Арана. Границы области Ширвана в период средневековья в связи с политическими событиями и с изменением административного деления страны в результате завоеваний нередко менялись. В некоторые периоды часть Ширвана входила в состав Атропатены, часто северная граница Ширвана простиралась до городов и поселений Южного Дагестана. (7)
 Не случайно, что название «Куба» встречалось также в источниках, где говорилось об известном торговом и культурном центре средневекового Азербайджана, столице Ширвана - городе Шемахе, «куда стекались купцы со всего мира чтоб купить Куба-Ширванские ковры». (8)
Относительно населения этого края известно, что на протяжении тысячелетий территория Ширвана была ареной разнообразнейших контактов между сменявшими друг друга кавказскими, ирано- и тюркоязычными племенами, о чем свидетельствуют не только письменные источники, но и археологические и топонимические данные. Помимо древнего населения Ширвана кавказского, иранского и тюркского происхождения, в VII - IX вв. и позднее в стране жили и арабы. «Данные источников и топонимики свидетельствуют, что местное население, состоящее из кавказских, ираноязычных и тюркоязычных племен, с начала нашей эры подвергалось интенсивной инфильтрации тюркских кочевников, мощное напластование которых явилось значительным компонентом в этногенезе азербайджанского народа. Арабские племена, расселившиеся в Азербайджане, ассимилировались с местным населением и язык их не сохранился, оставив лишь след в топонимике и местной лексике. Это говорит о том, что ко времени арабского завоевания Азербайджана тюркский и иранский элементы были устойчивыми».(9) Заметным звеном в картине этнической мозаики Азербайджана уже в XVI - XVIII вв. стало также переселение в Азербайджан из Турции новых курдских племен, а также внутреннее переселение других курдских племен из Южного Азербайджана в Северный. (10)
Города и другие населенные пункты Ширвана периодически испытывали на себе трагические и разрушительные последствия войн между Сефевидским Ираном и султанской Турцией. Так, в XVI в. в результате уже 6-й войны между османами и сефевидами, турки завладев Ширваном в 1578 г., разделили его на 2 провинции - Большой и Малый Ширван. Куба, как 3-й административный санджаг входила в состав Малого Ширвана с центром г. Дербентом. (11) Как свидетельствуют источники, кубинцы, воевавшие на стороне сефевидов, вместе с тем были недовольны властью кызылбашских правителей, особенно местными чиновниками и военным представительством Шахского двора. (12)
«Несмотря на периодический захват и даже длительную оккупацию османами почти всей территории Азербайджана, за исклюючением его юго-восточного уголка, все же Азербайджан и в этот период не терял свою административную обособленность в системе уже Иранского Сефевидского государства. ...Начиная с 1593 г. оставшиеся в руках кызылбашев области Азербайджана: Зенджан, Халхал, Ардебиль, Караджадаг, Талыш, Кызылагадж и Ленкорань – обширная территория между двумя реками Кызылузен и Кура – объединились в единое беглярбекство «Азербайджан», во главе которого попеременно стояли братья Караманлу – Фархад-хан и Зульфигар-хан. Вооруженные силы беглярбекства, число которых до 1595 г. было доведено до 10 тыс. (конные и пешие), назывались «войсками Азербайджана».(13) Постоянный натиск султанской Турции на Сефевидское государство, нашествие турецких войск во время войн в первую очередь на территорию Закавказья и Азербайджана явились одной и решающих причин перенесения столицы Сефевидского государства с начала из Тебриза в Казвин (1548 г.), а затем в Исфахан, вследствие чего Азербайджан потерял былое значение центральной или столичной области Сефевидского государства».(14) Это событие также послужило тому, что Азербайджан еще более отделился от собственно Иранской территории, изолируясь от центра государства на север, что «в определенной мере способствовало территориальной стабилизации азербайджанского народа на своей исконной исторической земле, что наряду с общностью языка является вторым важным условием формирования любого народа». (15)
В 1638 г. между Ираном и Турцией был заключен договор, положивший начало установлению мирных отношений, продолжавшихся более 80 лет (1639-1723). Хотя все это время Азербайджан оставался под властью Ирана, составляя его северо-западную окраину, однако в административном отношении он представлял единое целое, включая не только территорию всего Азербайджана от пределов верховья реки Кызылузен до Главного Кавказского хребта, но и часть Восточной Армении. В пределы понятия Азербайджан все это время входили четыре беглярбекства: Тебриз, охватывающий помимо всех территорий Азербайджана к югу от р. Аракс, также Талыш и Муган; Ширван с центром в Шемахе с охватом всей территории к северу от р. Куры до Дербента включительно; Карабах с центром в Гяндже с охватом всей территории междуречья Куры и Аракса до Акстафы и Ордубада. Вместе с тем в состав беклярбекства Азербайджана входила и «Восточная Армения под названием беклярбекства Чухурсаад, большинство населения которой к этому времени составляли азербайджанцы».(16)
Таким образом, понятие «Азербайджан» в это время охватывало в полной мере историческую Атрапатену с Талышем и Каспианой, а также земли Кавказской Албании.
Следует отметить, что хотя должность беглярбеков не была наследственной, фактически они назначались из узкого круга знатных феодальных родов, как правило из азербайджанцев. В частности правители Тебриза и всего Южного Азербайджана принадлежали к фамилии Порнак (Пирбудаг-хан, его сын Шахбенде-хан, Пирбудаг-хан II, Рустам хан, и др.), в Гянджу в качестве беглярбеков Карабаха обычно назначались выходцы в основном из той же фамилии Каджаров (Зияд оглы Каджар, Мухаммед Кули-хан Каджар). Беглярбеком Ширвана был Кейхосров, отличающийся своими почти самостоятельными действиями. Русский посланник в Иране (в 1717-1719 гг.) А.П.Волынский уже в это время отличал Ширван от Персии, указывая, что «...владетели в Ширване.. в шахову казну столько послали сколько захотели». (17) В Мугане примерно в эти же годы также «шахская власть не признавалась». (18) Все это представляло собою прелюдию к начавшемуся процессу отложения азербайджанских земель от Иранского государства, которое уже с конца XVII в., наряду с ослаблением центральной власти в Исфахане, испытывало сильнейший экономический упадок, результатом чего и стала «потеря связи с окраинами». (19) Подтверждением тому является и факт образования уже в начале XVIII в. Кубинского ханства с центром сперва в Худате, а затем в Кубе.
 Основоположником собственно Кубинского ханства считается Гусейн-Али хан (1722-1758), родоначальником же кубинских ханов является Гусейн I, принадлежавший к известному роду Кайтакских уцмиев (правителей) Дагестана. Спасенный во время кровавой резни между двумя ветвями кайтакских племен и уехавший в дальнейшем в Исфахан, Гусейн I женился здесь на дочери богатого вельможи из знатного рода Каджаров, и в этом браке родился сын - Ахмед, дед будущего знаменитого правителя Кубинского ханства Фатали-хана. За храбрость и благородство Гусейн I был назначен Сефевидским Шахом Сулейманом ханом в Кубе и Сальянах. По прибытию в Кубу Гусейн I соорудил в Худате крепость, развел сады, сделал Худат своим пристанищем, и правил этим краем в 1680-1689 гг. Период правления Гусейна I, также как годы правления его сыновей и внука вплоть до 1718 г. (убийства Султан Ахмеда хана) ознаменовался войнами с Кай-тагскими уцмиями, в ходе которых Кубинские правители пытались вернуть себе свои наследственные владения - город Башлы. Существует также версия, что Гусейн I, будучи в Исфахане принял шиитство (как и все будущее его потомство), что и явилось главной причиной раздора этого рода с Кайтагскими уцмиями – традиционно суннитами. (20) Как бы то ни было, войны эти, однако, заканчивались попеременными успехами обеих сторон, в результате которых как Ахмед хан (сын) так и Султан Ахмед (внук) Гусейна I были убиты, а малолетний сын Султан Ахмеда Гусейн Али был спасен и увезен родственниками в Ахты. В 1718-22 годах власть в Кубе была разделена между двумя феодалами - Казыкумыкским Сурхай-ханом и Мушкурским Молла Гаджи Давудом, овладевшими гор. Шемахой Ширвана.
 В это время в Иране также было не спокойно. В 1721 году восстало племя афганцев-гильзаев под предводительством Махмуд-хана, которому в 1722 г. удалось свергнуть Шаха Гусейна. Однако три северные провинции Ирана – Гилян, Мазандаран и Южный Азербайджан, не покорившиеся афганцам, номинально признали шахом сына Гусейна Тахмаспа II, который обосновался в азербайджанском городе Ардебиле.
 В конце XVII - начале XVIII века Азербайджанские земли оказались в центре внимания уже Российского государства. Так, значительно усилившаяся в период царствования Петра I, Россия нуждалась в источниках сырья, имевшихся в изобилии в Южных областях Кавказа и особенно в Азербайджане. Овладение Каспийским побережьем, как важнейший шаг на пути к продвижению на Кавказ, а затем и в Среднюю Азию, и стало главной стратегической задачей российского императора. Весной 1722 года Петр I с большим войском двинулся к Астрахани, в начале лета 1723 года русские войска заняли Дербент, а 17 июля русские военные корабли вошли в Бакинскую бухту. В сентябре 1723 года Шах Тахмаспа II заключил договор с Россией, по которому за обещанную ему помощь в борьбе против афганцев уступил России земли Каспийского побережья от Дербента до Астрабада, куда входили и территории полунезависимого Кубин-ского ханства. Овладевшие к тому времени Кубой (в составе Ширвана) Сурхай-хан и Гаджи Давуд признали над собой власть султанской Турции, которая в 1723 г. также начала войну против Ирана.
Обеспокоенная успехами Российского государства в прикаспийских областях Османская империя направила свои войска в Закавказье, которые в 1724 году взяли Эривань, затем гор. Хамадан. 23 апреля 1724 года между Турцией и Россией был заключен Константинопольский договор, согласно которому Турция признала за Россией Прикаспийские земли, а Россия дала свое согласие на захват Турцией западного Ирана. В августе 1725 года турки заняли Гянджу, затем Тебриз, а осенью Ардебиль и Казвин. В 1727 г. турки заключили договор с Ашрафом, захватившим престол в Исфахане, согласно которому Турция получила не только все земли, предусмотренные Константинопольским договором с Россией, но и еще Зенджан, Казвин, Султанийе, Тегеран и даже Хузистан. Таким образом, в руках султанской Турции вновь оказалась почти вся территория Азербай- джана за исключением полосы его прикаспийских земель, доставшихся России, куда входили и владения Кубинского ханства. В 1726 г. Российское государство, признав наследственное право кубинских ханов, назначило молодого Гуйсен Али Хана (сына Султана Ахмеда) правителем Кубы, который принес присягу верности России. (21) Существует также предположение, что это событие происходило не в 1726 г., а 4 годами раньше, притом с участием самого Петра I, назначившего 12-летнего Гусейн Али ханом Кубы и затем утвердившего это назначение.(22) Как указывают русские источники, Кубинский хан был достаточно самостоятелен в своих действиях, не платил в Российскую казну, и обязывался лишь вступить в военные действия вместе со своими подданными в требуемое время, естественно на стороне российских войск. ( 23)
 Не известно, как бы дальше сложилась история Кубинского ханства, однако на политической арене Ирана буквально во время описанных событий появилась новая фигура – энергичный и талантливый полководец Надир Кули, будущий Надир шах Афшар, «несколько задержавший процесс возникновения и формирования ханств в Азербайджане, начавшийся при Сефевидах». (24) После десятилетних сражений Надиру удалось вернуть все захваченные Россией и Турцией земли. В 1732 и 1735 гг. Надир заключил мир с Россией, по которому последняя окончательно вывела свои войска из прикасспийских земель Азербайджана. В 1734 г. Надир полностью разрушил Шемаху за оказанное ему сопротивление, а население города переселил в Ахсу – Новую Шемаху. В 1736 г. он заключил мирный договор с Турцией, согласно которому Турция возвратила все территории, принадлежавшие Ирану до 1722 г. В самом начале того же 1736 года (январь-март) Надир созвал на Мугане курултай с «заранее подобранным составом», где был «избран шахом». Не согласившийся с подобным «избранием» беглярбек Карабаха Угурлу-хан Каджар «позднее поплатился за это утратой двух третей своих владений». (25) Созыв курултая на Мугане и все последующие события – карательные экспедиции против вольных джаро-белоканских обществ и в Дагестан (1741-43 гг.), трехлетняя война с Турцией (1743-1746), попытка создать флот на Каспийском море, – показывают что центр политических событий в годы правления Надир-шаха (1736-1747) вновь перенесся на территорию Азербайджана. «Все это ничего хорошего не сулило населению Азербайджана. Наоборот территория его превратилась в проходное поле для карательных экспедиций, направляемых Надиром в Дагестан для борьбы с непокорными горцами, а также в арену сражений против повстанцев в самом Азербайджане, преимущественно в Ширване». (26) В отличие от правителей Ширвана, проводивший более сдержанную политику Гусейн Али хан кубинский в условиях существующей феодальной вакханалии, перед политическими амбициями Ирана и Турции и завоевательными планами России, предпочитал ни с кем не портить отношений и выказывал свою дружбу как России, так и Ирану, за что и был вознагражден: при первом походе в Азербайджан Надир передал Гусейн Али хану правление Сальяном. (Однако, очень скоро Сальян вновь был отобран у Гусейн Али хана, которому Надир шах поручил «править только Кубой») (27)
В этот период Куба представлял собой небольшой средневековый город, население которого занималось ремеслами и торговлей. Возникновение «большой Кубы», по определению акад. И.Березина, было обусловлено потерей значения гор. Худата, как административного центра, и перенесением в 1735 г. столицы ханства в Кубу, куда переселилось и большинство населения Худата. Существуют также версии, что переселение столицы произошло в 1747 г. или в 1748 г. (28). Таким образом город Куба стал столицей одноименного ханства в 1735-м году при Гусейн Али хане. В состав ханства входили также сотни не больших деревень, население которых занималось земледелием, садоводством и животноводством.
Несмотря на относительную политическую стабильность в самом Кубинском ханстве, в 1740-е годы в соседних с ним областях - Ширване, Дагестане, Карабахе, Шеки не прекращались военные действия между войсками Надир шаха и вооруженными силами местных правителей, так и не пожелавших подчиниться центральной иранской власти. Так, в 1743 г. началось крупное народное восстание против шахского Ирана на территории Ширвана, подавить которое Надир-шаху удалось лишь благодаря применению артиллерии, в результате чего был взят гор. Новая Шемаха –Ахсу, центр восстания. В ноябре того же года Надир-шах с 15 тысячным войском совершил поход против шекинцев, восставших под руководством Гаджи Челеби-хана и лишь в феврале 1745 г., после двухлетней борьбы и осады г. Шеки (крепость Гелесен-Гересен) Челеби-хан был вынужден признать власть Надира. Однако, все эти военные походы не могли пройти бесследно для самого Иранского государства. В последние годы правления Надир-шаха его государство сильно обнищало. Остро нуждавшийся в средствах Надир-шах начал издавать все больше и больше указов о новых чрезвычайных налогах, что и послужило серьезным толчком к вооруженным восстаниям против режима, в результате чего «от него отложились из-за тяжести хараджа и Гянджа, и Самух и Эриван, и другие города и подданные Арана» (29)
Таким образом, еще при жизни Надир-шаха перестали подчиняться центральной власти те или иные области Азербайджана и закладывались основы будущих независимых от Ирана азербайджанских ханств. Усиление этого процесса после смерти Надир-шаха (19 июня 1847) привело к ликвидации продолжительного иранского господства и созданию уже полтора десятка ханств: «...в середине XVIII века на всей территории Азербайджана образовалось уже 17 ханств, правда небольших, но фактически независимых от центральной шахской власти в Иране. Все они располагались в пределах исторических земель Азербайджана от границ собственно Ирана до Главного Кавказского хребта на севере и до границ султанской Турции, Армении и Восточной Грузии на западе, до западных берегов Каспия. ...Все эти ханства, как правило, были основаны выходцами из знатных фамилий азербайджанских феодалов, возглавлявших роды отдельных племен». ( 30)
Следует подчеркнуть, что успеху образования азербайджанских ханств способствовала также разгоревшаяся борьба за иранский престол между наследниками шаха Надира, продолжавшаяся почти 10 лет (1748-1758 гг.).
Таким образом, в истории Азербайджана с середины XVIII века начинается очень важный период, когда страна обретает независимость, «хотя выступает на исторической арене не как единое государство, будучи политически раздробленным на ряд независимых и полузависимых ханств».(31) Вместе с тем эти несколько десятилетий (более полувека) могут считаться и периодом государственного функционирования азербайджанских ханств в число которых входили следующие: Шекинское, Карабахское, Кубинское, Шемахинское, Бакинское, Нахичеванское, Гянджинское, Дербентское, Тебризское, Сарабское, Ардебильское, Хойское, Урмийское, Карадагское, Талышское, Марагинское, Макинское. Как более мелкие государственные объединения возникли Куткашенское, Кабалинское, Арешское, Казахское, Шамшадильское, Елисуйское султанства. К северо-западу от последнего были расположены Джаро-Белоканские общества.
 Однако, отсутствие во второй половине XVIII века в Азербай- джане единого экономического центра, довольно замкнутое существование отдельных областей, стремление большинства местных феодалов - ханов, султанов, меликов, беков заботиться только о собственной независимости и заинтересованность их в сохранении феодальной раздробленности всячески препятствовали объединению страны и созданию централизованной власти. История почти всех ханств Азербайджана насыщена беспрерывными войнами и дворцовыми переворотами. Наиболее могущественными ханствами в это время были Урмийское, Шекинское, Карабахское, Кубинское, Хойское. И не случайно, что именно из среды правителей этих ханств вышли наиболее сильные личности, стремящиеся объединить Азербайджан под своей властью, что стало исключительно важным явлением в политической жизни Азербайджана второй половины XVIII века. Такими видными политическими деятелями на юге стал основоположник Урмийского ханства Фатали-хан Афшар, а на севере Фатали-хан Кубинский (1736-1789).
 Именно при правлении Фатали- хана (1758-1789 гг.), сына Гусейн-Али хана, пришедшего к власти после смерти своего отца, роль и значение Кубинского ханства в истории Азербайджана резко возросло. В 1760-1780-х годах ему удалось объединить северо-восточные земли Азербайджана – после более чем десятилетних (1757-1768гг.) усилий он присоединил к своим землям Сальянское султанство, Дербентское, Бакинское и Шемахинское ханства. Шекинское ханство также вскоре оказалось в зависимом положении от Кубинского ханства, которое в конце 60-х годов XVIII века превратилось в одно из самых могущественных ханств, объеденивших значительные части азербайджанских земель в рамках одного государства. Так, к этому времени границы Кубинского ханства на юге соприкасались с границами Талышского, на западе Шекинского, а на юге-западе Карабахского ханств Азербайджана. (32)
Однако восстановление северо-восточного объединения Азербайджана вовсе не устраивало не только непосредственных противников Фатали-хана – уцмия каракайтакского Амира Гамзы, шемахинского Агаси-хана, карабахского Ибрагим-хана, и царя Картли-Кахетии Ираклия II, но и центральное шахское правительство Ирана в лице Керим-хана Зенда, представителя чисто персидской династии Зендов, одержавшего победу над своими соперниками к 1763 г., и вновь объединившего Иран. Как следует из источников, Керим-хан Зенд через Гилянского Хидаят хана послал «Фатали-хану своих депутатов с обнадеживанием..., что оной Фатали–хан оставлен будет от него высокого рода векиля, если отступит от России»(33).
 Упоминание о России не было случайным, поскольку было известно о существенной помощи русских войск, оказавших серьезную поддержку Фатали-хану в тяжелейший для него период и принявших совместно с кубинцами активное участие в сражении с дагестанцами за снятие осады Дербента (1774 г.).
Вероятно, подобные предложения Керим-хан Зенд делал неоднократно, о чем свидетельствовал сам Фатали-хан: «Керим хан, который ныне повелителем вся Ирана находится, прислал ко мне из столичного города Шираза несколько человек поверенных депутатов со многими дарами...и великою денежною казною с тем намерением , что чрез то склонить меня к своей службе и согласию, но я ...его отнюдь не принял». (34) Отказ этот обернулся вновь развернувшимися военными действиями против Фатали-хана, в которых участвовали и его противники из числа азербайджанских ханов. Однако смерть Керим-хана Зенда в 1779 г. привела к новому ослаблению центральной власти в Иране и в конечном результате Иранское государство снова распалось. Среди не признавших власть Зендов был представитель из рода Каджаров Ага Мухаммед-хан, который укрепив свою власть в Мазандаране, стал распространять ее на северные области Ирана и первым напал на Гилянское ханство. Вытесненный из своего владения, гилянский Гидаят хан нашел убежище у Фатали-хана Кубинского, у которого и попросил помощи. Фатали-хан организовал поход в Гилян весною 1781 г. Поход этот был примечателен тем, что впервые в войне против претендента на шахский престол Каджара объединились военные силы и отряды почти со всех концов Азербайджана – Кубинского, Дербентского, Бакинского, Шемахинского, Джевадского, Шекинского, Карабахского, Талышского и Ардебильского ханств. В походе приняли участие также войска шамхала тарковского и уцмия каракайтакского...По свидетельству источников того времени «все приведенные войска собраны были большей частью стараниями Фатали-хана, а общее командование осуществлял кубинский полководец Мирза-бек Баят».(35) По мнению известного азербайджанского историка А.С.Сумбатзаде: «Такой представительный состав участников похода на Гилян убедительно продемонстрировал степень зрелости сознания и чувства единства азербайджанцев в борьбе против шахского Ирана» и, вдохновленный именно «победой в Гиляне, Фатали-хан решил осуществить давно вынашиваемый план о присоединении к созданному им объединению хотя бы части южно-азербайджанских ханств».(36) Весною 1784 г. он организовал поход в Ардебиль, которым овладел в мае, и взяв также Мешкин, продвинулся на юго-запад. Однако, планам Фатали-хана не суждено было осуществиться, поскольку эта его попытка встретила сопротивление не только некоторых сильных ханов Азербайджана, грузинского царя Ираклия II, и ряда дагестанских владетелей, но и правительства России, что было самым главным. Фатали хан, конечно, не мог догадаться, что уже в это время существовал «секретный проект князя Потемкина-Таврического, чтоб, воспользуясь персидскими неустройствами, занять Баку и Дербент, и присоединения Гиляна назвать Албаниею для будущего наследия великого князя Константина Павловича». (37)
Во второй половине 80-х годов в борьбе за шахскую корону в Иране перевес начал брать Ага-Мухаммед-хан Каджар, который не будучи еще шахом, обратился с письмами к Фатали-хану кубинскому и Ираклию II с требованием, чтобы те не только признали его власть, но и порвали все отношения с Россией. Перед надвигающейся опасностью эти два самых сильных политических деятеля Закавказья, почти 30 лет соперничавшие и враждовавшие друг с другом, впервые заключили договор (1787 г.) о совместной защите от угроз, как со стороны Ирана, так и Турции. В последующие годы Фатали-хан вместе со своими союзниками успешно отбивал атаки Ага-Мухаммед-хана Каджара на Закавказье через Южный Азербайджан. Однако, в марте 1789 г. в самом зените своей славы и могущества созданного им объединения северо-восточного Азербайджана Фатали-хан скончался. Характеризуя деятельность Фатали-хана Кубинского, известный азербайджанский историк А.С.Сумбатзаде подчеркивает три линии, «которые красной нитью проходят через всю его жизнь. Во-первых, бескомпромиссная борьба за отделение Азербайджана от Ирана и создание единого Азербайджанского государства; во-вторых, ясное, четкое отмежевание от султанской Турции, и наконец, в третьих, неизменная верность союзу и дружбе с Россией». (38).
Как бы сложились дальнейшие отношения Фатали-хана с Россией, знай он о «секретных планах и помыслах» Российского государства относительно будущности Кавказа, в том числе и Азербайджанских земель, не известно. Однако, бесспорно одно, что как политическая фигура Фатали-хан Кубинский уже в первые годы своего правления перешагнул далеко за рамки своего наследственного ханства - Кубы, и как выразитель устремлений формирующегося азербайджанского народа, стал выдающимся политическим и государственным деятелем Азербайджана второй половины XVIII века.
Следует отметить, что хотя политическая история Кубинского ханства при Фатали-хане и была насыщена фактами нашествий и военных походов, однако, этот период, в целом, безусловно, может считаться как самым ярким в истории этого края, так и наиболее спокойным и стабильным для мирного населения не только Кубы, но и для значительной части территорий Азербайджана, находящихся под его властью. Будучи надежно защищенными, жители края получили передышку от бесконечных войн и опустошительных оккупаций.
Следует особо подчеркнуть, что языком всех государственных актов и официальной переписки в канцелярии Северо-восточного объединения, созданной Фатали-ханом был азербайджанский язык, что свидетельствует о подтверждении в этот период официального статуса азербайджанского языка, как государственного.
 После смерти Фатали-хана его преемникам – сыновьям Ахмед-хану (1789-1791) и Ших-Али-хану (1791-1810), в силу как личных качеств, так и сложившихся политических условий, уже не удалось сохранить высокое положение и независимость власти, и созданное их отцом объединение Азербайджана вокруг Кубинского ханства распалось.
В конце XVIII - начале XIX веков внутри и внешнеполитическая ситуация вокруг Азербайджана оставалась достаточно сложной. Социально-экономическая отсталость страны, бесчисленные походы русских и иранских войск в Азербайджан с одной стороны, личные амбиции различных ханов, их непримиримость и прочие факторы с другой, не способствовали процессу объединения азербайджанских земель и созданию единого государства. В такой ситуации в Азербайджане отсутствовала единая сила, способная противостоять имперским планам как России, так и Ирана, которые особенно активизировались в этот период, открыто демонстрируя свои серьезные намерения полностью подчинить Кавказ.
Летом 1795 года войска Ага Мухаммед-хана Каджара двинулись в пределы Закавказья и разорили Талышское, Нахичеванское и Ереванское ханства. Однако после безуспешной попытки захватить крепость Шуши, Ага-Мухаммед хан, сняв 33 дневную осаду, двинул свои войска в Грузию.
Российское правительство, обеспокоенное вторжением иранских войск в Закавказье и учитывая антииранские настроения местных правителей, в апреле 1796 года также направило в Азербайджан войска под командованием В.Зубова. Ага Мухаммед-хан спешно покинул пределы Закавказья. На этот раз русские войска почти без препятствий (за исключением непродолжительного сопротивления Дербентской крепости) за короткий срок заняли Кубу, Баку, Шемаху, Гянджу. Однако после смерти Екатерины II в 1796 году вступивший на престол Павел I срочно отозвал русские войска обратно. Ага Мухаммед-хан воспрял духом и в 1797 году вновь вторгся в Азербайджан, в Карабахское ханство. На этот раз противнику не без помощи предателей удалось захватить Шушу. Вскоре Ага Мухаммед-хан был убит в результате заговора дворцовых вельмож и местных феодалов, но его смерть не ликвидировала угрозы со стороны Ирана для азербайджанских ханств. Новый шах Ирана - Фатали-шах вновь стал добиваться покорности закавказских правителей.
Одновременно, заметно усилившаяся Россия приступила ко второму этапу завоевания региона. При этом ставка делалась на местных христиан, в первую очередь армян, не имевших свою государственность и в лице русских видевших своих покровителей. Однако, и многие азербайджанские ханы в тот период видели для себя большую угрозу в лице Турции и, особенно, Ирана, в то время как власти России вели тогда достаточно осторожную политику в отношении Азербайджана. Россия стремилась в тот период, по мере возможности, не столько завоевать азербайджанские ханства, сколько, связав их договорами, превратить в зависимых правителей, которые при этом имели бы неограниченную власть во внутренних делах. Так, следуя уже наладившимся отношениям между Кубинским ханством и Российскими властями, в 1802 г. был заключен Георгиевский договор, согласно которому за Шейх-Али ханом было закреплено управление Кубинским и Дербентским ханствами и был оформлен их переход в подданство России. Однако, очень скоро поход русских приобрел именно завоевательный характер. В 1801 году Российской империей была захвачена Восточная Грузия. Казахское и Шамшадильское султанатства, находившиеся в зависимости от грузин, также попали под влияние России.
В 1803 году русские войска захватили Джаро-Белоканские джамааты. В начале 1804 г., потопив в крови отчаянно сопротивляющихся защитников Гянджи во главе с Джавад-ханом и его сыном, имеющие численный перевес русские войска захватили город. Гянджинское ханство было ликвидировано, а город Гянджа был переименован в Елизаветполь. Вместе с Гянджинским ханством русскими войсками было подчинено и Самухское султанатство.
Завоевания Российской империи не могли не обеспокоить Иран и в июне 1804 года между этими государствами началась война. Иранские войска вторглись в Карабах, где были разбиты армией Ибрагим-Халил-хана. Зная, что иранский шах не простит подобного шага, Ибрагим-Халил- хан 14 мая 1805 года заключил договор с русским генералом Цициановым о признании российского протектората над Карабахским ханством. Также принял российский протекторат и шекинский хан - Салим-хан. После признания власти российского императора карабахским и шекинским ханами армия иранского шаха вновь вторглась в Карабах, но не сумев захватить Шушу и Гянджу, двинулась на Тифлис. Цицианов же в это время продолжал покорять азербайджанские ханства и после завоевания Шемахинского ханства русские войска с моря и суши подступили к Баку. В ответ на отказ о капитуляции город был подвергнут обстрелу морской флотилией, после чего правитель Баку Гусейнгули-хан согласился сдать город. 8 февраля 1806 года у ворот Баку, где состоялась встреча Гусейнгули-хана с генералом Цициановым, один из родственников хана убил генерала.
Русская армия, оставшись без командования, отступила к острову Сара. Узнав о гибели Цицианова иранские войска в очередной раз вторглись в Карабах и осадили Шушу. Ибрагим-Халил-хан вместе с семьей переехал в город Ханкенди. Русские отнеслись к этому переезду с подозрением и отряд русских солдат, во главе с майором Лисаневичем, направился к стоянке хана и перебил семью Ибрагим-Халил-хана. Это событие послужило поводом для восстания против русских в городе Шеки, в результате которого шекинский хан изгнал русские войска с территории своего владения. В свою очередь русская армия, подоспев на помощь своему гарнизону в Шуше, освободила Карабах от иранских войск.
Поражение шаха решило судьбу Бакинского и Кубинского ханств. Русское командование решило покончить с независимостью Ших-Али-хана, который в ходе военных действий против Азербайджанских ханств, встал на путь конфронтации с Россией в пользу ее противников – Ирана и Турции. В сентябре 1806 г. войска под командованием Булгакова двинулись на Кубу, и в начале октября разбив азербайджанские войска, оказывающие сопротивление, русские взяли город. Однако, взятие Кубы еще не означало полного подчинения этого края русским, поскольку началось почти 5-летнее отчаянное сопротивление кубинцев во главе с Ших-Али-ханом в союзе с горскими народами против русского завоевания. Воспользовавшись уходом значительной части русских войск из Кубинского ханства на войну с Ираном и Турцией, Ших-Али-хану в 1807-1808 гг. удалось при помощи своего союзника Сурхай-хана Казикумыкского восстановить свою власть почти во всем ханстве. В январе 1809 г. он пытался овладеть Кубой, но потерпел поражение. (39)
 Переписка высоких военных чинов Русского командования на Кавказе в 1806-1811 гг. относительно положения в Кубе, ярко свидетельствует о том, каким серьезным противником для них стал Ших-Али-хан Кубинский, которого вначале они нарекали не иначе как «ветреным», вероятно потому, что тот пренебрег обещанием на «милосердное прощения Его Императорского Величества, если он чистосердечно раскается, перестанет вести разбойническую жизнь и не будет делать беспокойств в Кубинском и Дербентском владениях и что тогда от изреченного милосердия Е.И.В. было-бы дано ему пристойное содержание и убежище в землях всемилостивейшаго Б.И....».(40) Однако, как следовало из рапорта полк. Адрианова ген.-от инф. Булгакову от 15 августа 1810 г., не только Ших-Али-хан, но и сами кубинцы еще не считали бывшие владения Кубинского ханства землями Б.И. ( ?): «Кубинское владение взбунтовалось, призвали Ших-Али из Табасарани, который к ним поехал с табасаранцами; Куба заперта, ибо дороги по ту стороны и по сю отрезаны...». (41)
Таким образом, в августе 1810 г. началось известное кубинское восстание, вписавшее еще одну яркую страницу (после Гянджинских боев 1804 г.) в историю не только этого края, но и всего Азербайджана, как свидетельство о стремлении его народа к независимости и свободе.
С августа по ноябрь 1810 г. секретные предписания русских генералов друг другу неизменно начинались «прискорбными» известиями: «Сейчас получил я тревожное донесение от Бакинского коменданта ген-ла Репина, что почти все беки и народ Кубинский, сделав измену, предались Ших-Али, кроме оставшихся жителей в самой крепости Кубы, защищаемой теперь двумя батальонами в ней стоящими и отрезанной впрочем партиею Ших-Али и мятежниками от всякого сообщения»; (42) «...Ших-Али, наводящий в Кубинской провинции более 4-х лет чрезмерныя беспокойства, грабежи и убийства, в нынешнем году успел до того, что с набранною им шайкою из разных Дагестанских народов, появясь на Кубинской границе, преклонил и весь почти Кубинский народ к мятежу, который отложился совершеенно от верности к России»; (43) «С кратким прискорбием получил я рапорта в пр. по № 1039 и 1040; видя всеобщей мятеж и измену Кубинского народа, преклоняемого к тому ожесточенными Кубинскими беками, не могу не полагать, чтобы сверх народного легкомыслия не участвовали тут еще особые какие-либо побудительные причины, кои впоследствии должны открыться» - писал ген. Тормасов ген.-п. Репину 22 августа 1810 г., при этом выражая свое недоумение: «наиболее же сокрушает меня непонятная унылость в самих войсках, главному начальству вашему вверенных, я не знаю для чего целые 2 батальона заперлись в Кубинской крепости и остаются без действия, тогда как я предписывал, оставя пристойный для крепости гарнизон, составить отряд и действовать наступательно на ветреного Ших-Али». (44)
Русским войскам было от чего унывать, о чем говорит поведение не только «мятежников», но и «испытанных и верных союзников» русских из числа азербайджанских беков: Из рапорта Бакинского плац-майора Левицкого, выступившего со своим отрядом от Хыдыр-Зиндского поста: «По утру 13-го числа показался неприятель, до 2000 состоящий в пехоте и коннице, занял все высоты, мимо которых я должен был проходить с отрядом, и когда невозможно было его сбить с тех высот, то бывшие при мне бакинцы объявили, что вправо от гор есть дорога, почему я, следуя туда, был сильно атакован с правой стороны конницею, приказал сотнику Ляпину иметь перестрелку, не допущая их до фронта; подкрепил его пешими стрелками, бакинскому же Манаф-беку приказал послать на перестрелку Аскер-Али бека и самому его подкреплять. Аскер-Али бек бросился на неприятеля со всею бакинского конницею, состоящею из 74 чел., и к удивлению моему увидел, что они все передались к Ших-Али, включая Манаф бека, Мирзы при мне и 3 бакинцев; а потом смешивались с неприятелями, продолжали по отряду стрельбу....я пришел с отрядом ко рву, чрез который переправиться не было никакой возможности, неприятель сняв мосты, стоял при переправе и впереди показалось еще до 2000 конницы и до 1000 чел. пехоты, - почему я, видя что со 120 чел. пехоты, 40 чел. казаков и с 1 орудием пройти нет возможности, да и в Кубе все взбунтовались и кричат: да здравствует хан!». (45)
«Не находя более способов усмирить кубинцев», ген. Л.Репин просил ген. Тормасова о «скорейшей присылке 2-х батальона войск и половинного казачьяго полка», на что ген. Тормасов отвечал, что «...нынешние обстоятельства, в каковых находится здешний край, ни под каким видом не позволяют отделить к вам сего важного усилия, ибо самая знатная часть здешних войск теперь ведет упорную войну в Имеретии против возмутившихся имеретинцев и турок им вспомоществующих; другая стоит в Картлии, против Ахалцихского Шериф-паши, с коим присоединились вспомогательские Персидские войска, ...треть в Памбаках против наследника Персии Абас-Мирзы и брата его Али-Шаха; четвертая менее нежели в 2-х батальонах защищает Шекинскую, Елизаветпольскую и Шамсадильскую провинцию, а пятая под личным моим начальством, состоя из 4-х батальонов, занимает центральную позицию, прикрывая в одну сторону Тифлис, а в другую Казах и поддержав войска в Карталинии поставленные...». (46)
Расположение русских войск, изложенное ген. Тормасовым ясно показывало, что отбивать сопротивление «возмутившегося» и «взбунтовавшегося» населения «здешних краев» приходилось не только в Кубинском направлении. Не случайно, что строгие предписания отправлялись не только командованию русских батальонов, но и азербайджанским ханам и бекам, чьи конные и пешие отряды должны были участвовать в «восстановлении устройства в Кубинском владении»: «захватить самого Ших-Али или убить его каким бы то ни было средством, объявив, что всякий исполнивший сие будет примерно награжден, в чем и ручаюсь верным моим словом». При этом ген. Тормасов в каждом письме своим подчиненным запрещал «делать насилия» кубинским жителям, оставшимся верными и покорными, предписывалось также щадить и деревни самих бунтовщиков, которые с чистосердечным раскаянием, оставив Ших-Али, будут просить помилования: «...ибо опустошенная земля не принесет никакой пользы Е.И.В и несправедливая жестокость может только еще огосить кубинцев». Наказывать же предписывалось одних противников, «кои будут защищаться оружием, и поступить с ними по праву войны». (47)
Однако, кубинцы, в большинство своем, скорее не собирались просить помилования, что особо раздражало ген. Тормасова: «Явное упрямство отклоняющее их от следования милосердным благопопечениям о них Е.И.В., не легкомыслия и возмутительный дух не взирая на все снисходительные меру кротости и оказынныя, до того простерлись, что они в продолжении 4-х лет никогда не переставали иметь явных и тайных сношений с ветреным Ших-Али, всегда разными способами его поддерживали и питали мысль, что он будет Кубинским ханом и что при желании всего народа Российское правительство когда-нибудь согласиться утвердить его ханом. Нынешнее волнение в Кубинском владении есть следствие сих вредных сношений и злонамеренности сего народа».(48)
Эти строки весьма четко характеризуют противоречия и глубокое заблуждение в восприятии и понимании завоеванного «народа» - в данном конкретном случае кубинского, - самим завоевателем, который с нескрытой досадой еще и утверждал , что «народ Кубинский, если бы был верен, мог бы сам собою не только противиться Ших-Али и его разбойнической партии, но и нанести сильный удар соседям своим, укрывающим и поддерживающим сего ветреного...». (49)
Почему же не был верен «народ Кубинский» ( который нередко в переписках назывался «хищниками») «милосердному» Его Императорскому Величеству, а защищал «ветреного», «беспутника», «разбойника» и «сволоча» Ших-Али Хана Кубинского? Не допуская и мысли о непримиримости гордого и свободолюбивого народа с «чужеземными пришельцами", силою захватившими их земли, который в лице Ших-Али хана видел своего предводителя, а тем более не допуская вполне объяснимое поведение самого Ших-Али хана и его союзников защитить свой статус, свои владения и свой народ, русский генерал, искавший выход из создавшегося наисложнейшего положения, помимо чисто военных предписаний имел также следующее предложения: «смотря по обстоятельствам и расчислению польз для службы Е.И.В., восстановить в Кубе хана на подобных правилах, как прочие ханы состоят в подданстве России; им я предлагаю в том уважении, что Кубинцы, не привыкшие к образу нашего правления, не будут иметь причины быть недовольны правительством и удовлетворено будет их желание иметь над собою хана, но только не Ших-Али...». (50)
 На поимку или уничтожение Ших-Али Хана в сентябре 1810 г. уже было назначено вознаграждение 1000 червоных и чин с жалованием или имение в Кубе, смотря по состоянию человека, (51) а «ожесточенных мятежников» предписывалось «истреблять, ... переловить главных зачинщиков мятежа или погубить их вовсе, так как и имущество их, кроме принадлежащих им крестьян, если оные будут покорны, ибо они должны поступить в казну. (52)
Кубинское восстание, несмотря на ожесточенное сопротивление и численное превосходство восставших, в декабре 1810 г. было подавлено лишь благодаря силе русского оружия, против восставших были направлены лучшие части российских войск, широко применявшие артиллерию и другие виды оружия. Ших-Али Хану удалось спастись в горах Дагестана, и находясь сначала в Кюринских владениях Сурхай–Хана, затем в Казыкумыкском ханстве, и в Акуше, он вплоть до 1819 года продолжал партизанскую войну и с многотысячными отрядами, состоящими из лезгин, совершал атаки на Кубу и деревни Кубинского ханства, не допуская русским войскам продвигаться вглубь Дагестана. В июне 1819 г. Ших-Али-Хан одержал блестящую победу близ деревни Башлы в Акуше, где он жил со своей семьей. Он выставил перед русскими войсками, подвергшими огню все 2000 домов Башлы - наследственной деревни Кубинских ханов, 20-тысячную силу и заставил их с тяжелыми потерями отступить. Однако, эта была его последняя победа. В августе 1919 года многотысячные русские войска во главе с генералами Мадатовым и Пестелем начали поход в Дагестан с разных направлений, и Ших-Али-Хан и его окружение, не выдержав столь сильного натиска, поднялись и затерялись в горах. Точных сведений о его дальнейшей судьбе нет, однако, в разных источниках высказываются предположения, что умер он в 1821 г. и похоронен в Белокане, в другом источнике датой его смерти указывается 25 мая (6 июня) 1822 г.(53)
Царские власти жестоко расправились со всеми сторонниками Ших-Али-Хана. 8 дербентских беков, подозреваемых в связях с Ших-Али ханом все эти годы, были сосланы в Астрахань.(54) Более тяжелую участь разделили участники Кубинского восстания, которых целыми списками, обвинив в измене «на коротком военном суде, который непременно в 24 часа был окончен, по силе военного артикула об изменниках без всяких дальних следствий и справок» сослали в Сибирь. (55) Были также наказаны и селения Табасаранской области, «кои держали сторону Ших-Али», которых поручили в управление бекам, «оставшимся верными и покорными Е.И.В.», имущество «изменников бежавших с Ших-Али» также были отданы в управление «другим верным бекам». С «виновных» была взыскана «контрибуция скотом, из которых часть употреблена на порцию действовавшим войскам, а другая по сожжении селения Эрен, и другого не менее важного Аркита, также домов главнейших бунтовщиков, отдана приверженным к России бекам, потерпевшим от Ших-Али разорение». Весьма примечательно, что все эти распоряжения делались не по соображениям «справедливости закона», а для того, «что сей способ у азиатцев есть самый надежный, чтобы держать их в повиновении, наказывая всегда виновных и давая выгоды людям усердным». (56)
 Что касается, дальнейшего управления Кубинским ханством, то ни само предложение ген. Тормасова утвердить в Кубе нового хана чрез заключение трактата, ни кандидатура им предложенная (Джахангир-хан Шаганский), не нашли одобрение у полк. Лисаневича, занимающегося «устройством» Кубинского округа, который: «хотя и получил предписание от Бакинского коменданта ген. Репина ввести в управление Кубинским владением Джахангир-хана, но не исполнил его», поскольку «не нашел прочным управление Кубинским народом Джахангир–хана, потому что беки и простой народ из кои большая часть сунни, а хан Шиит, не хочет его иметь сколько ни наклонясь я их тому, и хан никогда не может по причине той привязать к себе народ или хотя часть из главнейших беков и выиграть их доверие». Взамен предлагалось учреждение «до времени дивана, сообразно с правами их, из 4-х беков с жалованием из здешних доходов, под председательством старшего воинского начальника». (57)
Тут следует отметить, что довод, выдвинутый полк. Лисаневичем, хотя на первый взгляд и кажется убедительным, однако, учитывая, что Ших-Али Хан, как и весь род Кубинских ханов, также исповедовали шиитское верование, не объясняет истинную причину его отказа выполнить вышеуказанное предписание. Вероятно, поэтому через 2 недели (24 ноября 1810 г.) он отправляет второй рапорт ген. Тормасову, где, приведя уже более обоснованные доводы, еще раз подчеркивает, что «по исследовании о всех обстоятельствах не нашел я никак полезным ввести Джахангир-хана в управление ханством, 1) что народ не терпит чуждых ханов, 2) разность в религии их и, последнее, народ некоторым образом привык к управлению Российскими чиновниками и находит в последнем более себя обеспеченным во всех частях, что и признаю весьма справедливым, ибо при управлении ханском кроме податей, казне принадлежащих, народ должен содержать и хана всем штатом его, а сие поселянам большую произведет тягость, при том и Джахангир–хан не может никак привязать к себе никого из почетнейших Кубинских беков, нам преданных, из чего последовать может не только чтобы убавить там войско, но еще умножить, дабы содержать в обузданности народ, не терпящий ханской власти...». Из этого же рапорта следует, что пол. Лисаневич уже учредил в Кубе род временного правительства под председательством подполковника Тихановского и из 3-х беков - Хасан-эфенди, Мамед-бека Будугского и Муса-бека Алибекова, с заседающим тамошнего коменданта. (58)
 Таким образом, была поставлена последняя точка в истории как Кубинского ханства, так и кубинских ханов. Этот небольшой рапорт может считаться также предвестником дальнейшей судьбы других азербайджанских ханов, которые, приняв подданство России и став генералами, были оставлены правителями в своих владениях. Но впереди грядили события, которые должны были стать судьбоносными не только для этих ханов-генералов, но и всего азербайджанского народа.

* * *

 В 1812 году Наполеон начал войну против России и Иранский шах, в это время проводивший переговоры с русскими, прервал их, и вскоре вторгся с 20-ти тысячной армией в Карабах. Однако, попытки иранских отрядов, оттесненных русскими войсками, направится к другим областям Азербайджана не увенчались успехом . В результате шаху удалось захватить только Ленкорань, завоеванную русскими в 1809 году. Русская же армия перешла реку Аракс и в битве под Асландюзом разгромила иранскую армию. После этой победы русские снова заняли Ленкорань и иранскому шаху пришлось возобновить мирные переговоры.
13 октября 1813 года, близ селения Гюлистан в Карабахе, был заключен мирный договор, по которому все ханства Северного Азербайджана, кроме Эриванского и Нахчиванского, перешли к России. Как уже указывалось, ханства, в которых русским войскам оказывалось сопротивление - Гянджинское, Бакинское и Кубинское - были уже ликвидированы. Во владениях же, где власть русских признали добровольно, хотя и остались прежние правители, однако, власть их была недолгой: в 1819-1826 годах были также ликвидированы ханства в Шеки, Шемахе, Карабахе и Ленкорани, что послужило тому, что многие низверженные ханы, частично покинувшие пределы своих владений, во второй ирано-русской войне 1826-1828 гг. приняли сторону Иранского шаха.
Потерпевший поражение в первой войне, иранский шах, тем не менее, не оставлял надежду вновь захватить Кавказ. Эту его надежду частично подпитывали также бывшие ханы и огромное бекское сословие, как бежавшие в Иран, так и находившиеся на Кавказе, которые, хоть и сохраняли пока свое относительно привилегированное положение, однако чувствовали открытое недоверие со стороны русских властей. «Мусульманскую элиту....царская администрация воспринимала как постоянный источник скрытой угрозы. И происходило это не только вследствии непосредственной близости Персии и Османской Турции. Царские чиновники имели самые смутные представления об исламском мире. Исламская культурная среда представала им как воплощение чуждого начала и прежде всего – как варварское и фанатическое отрицание европейской прогрессивной мысли. На официальном языке эпохи ислам и «отсталость» были синонимами». (59)
Однако, отношение представителей азербайджанской элиты к русской администрации, с которой они изначально сотрудничали, было также негативным. Различные злоупотребления, поборы и произвол, характерные для периода комендантского управления, являвшегося фактически колониальным режимом, естественно, не могли вызвать симпатий к этой администрации. Характерно, что когда летом 1826 года началась вторая ирано-русская война и войска наследного принца Аббас-Мирзы, в составе 60-тысячной армии которого были и некоторые бывшие ханы, перешли реку Араз, к нему присоединились многие беки, вместе с маафами, нукерами, а также часть крестьян. Наступление главных сил иранцев развивалось в направлении Карабаха, а затем на Гянджу, Шеки, Шемаху. Сын Ших-Али-Хана Кубинского – Ахмед-хан со своим 6 тысячным отрядом окружил Кубу. Другая часть войск двигалась через Ленкорань (взята 23 июля) и Сальян (взят 26 июля) на Баку. Во главе отряда персидских войск, подошедших к Баку, стоял бывший бакинский правитель Гусейн-Кули-хан и, по крайней мере, часть бакинских жителей, выселенных из крепости как неблагонадежное население, а также жители окрестных селений, под предводительством беков, управляющих этими селениями, примкнули к нему. (60)
Однако, Баку так и не был взят осаждавшими, а когда главные силы Аббас-Мирзы, потерпев 13 сентября поражение под Гянджой, начали отступление, стали отступать и другие отряды его войск вместе с “мятежными ханами” - бывшими правителями независимых ханств. Из Шемахи бежал Мустафа хан Ширванский. Сняв осаду Кубы, отступил также отряд Ахмед- хана Кубинского. (61)
Потерпев поражение в своей последней попытке вернуть себе власть и прежнее положение, многие ханы и поддержавшие их беки покинули пределы Закавказья. Не уехавшие участники войны, особенно представители высшего сословия, были жестоко наказаны. Так, 20 человек из 57 арестованных только в Кубинском уезде в 1826-1827 гг. принадлежали к высшему сословию (3 хана и 17 беков). Из их числа все три хана и 7 беков были казнены, остальные были приговорены на длительные сроки и сосланы в Сибирь. Сыновья всех участников боев, достигшие совершеннолетия, были отправлены в Астрахань в военно-сиротские отделения. Все их владения, движимое и недвижимое имущество, а также все деревни и имущество 342 человек, в том числе 81 бека, бежавших в Иран вместе с Ахмед ханом были отобраны в казну.(62)
Вторая русско-иранская война также закончилась победой России. Русские войска вошли в Тебриз и под угрозой их дальнейшего наступления Фатали шах Каджар вынужден был не только отказаться от притязаний на приобретенные Россией по Гюлистанскому договору земли, но и уступить ей ханства Эриванское и Нахичеванское, что и было закреплено новым, Туркменчайским договором, заключенным 10 февраля 1828 года, в селении Туркменчай близ Тебриза.
Гюлистанский, а затем и Туркменчайский мирные договора, явившиеся итогом русско-иранских войн 1804-1813 гг. и 1826 - 1827 гг., окончательно закрепили Кубинское ханство в составе России.

* * *

После присоединения азербайджанских ханств к России правительством были введены новые государственно-административные порядки. Ханы были отстранены от власти, а ханства преобразованы в провинции. Территория Азербайджана, вошедшая в состав Российской Империи, в соответствии с границами прежних ханств и султанств была разделена на шесть провинций, два округа и две дистанции.
Во главе провинции или округа стоял комендант, назначаемый главноуправляющим из русских офицеров, откуда и получила эта система управления свое название - комендантская. В провинциях было сохранено старое административное деление на магалы во главе с наибами, назначаемыми комендантами из местных беков, агаларов, меликов. Сельская администрация состояла из юзбаши (старшины), кентхуды и дарги. В каждой провинции под председательством коменданта был создан суд (диванхана), в состав которого входили два диван-бека (от местных феодалов), два заседателя (от горожан) и один мулла (в качестве знатока шариата). Судебная процедура производилась на основе шариата и местных ханских узаконений. Комендантское управление, которое царские власти объявили «военно-народным управлением», почти ничем не отличалось от системы ханского управления. Представлявшее собой военно-оккупационный режим, «военно-народное» управление являлось «неприкрытой системой купли и продажи собственности азербайджанских феодалов. Оно конфисковало в пользу царской казны имения, сады, промыслы и крестьян непокорных ханов, султанов, меликов и раздавало их частично тем феодалам, которые поддерживали оккупационные власти на местах. К этим последним относились прежде всего карабахские мелики, бывшие бакинские владетели и кенгерлинские беки из Нахичевани, притесняемые своими ханами и боровшиеся с чрезмерным усилением их власти». (63) Под «бывшими бакинскими владетелями» подразумевался род Бакихановых – сам Мирза Мохам-мед-хан II, его сыновья и внуки, которым были отданы титульные владения в Баку, и в основном в Кубинской провинции, где они и обосновались.
Территория Кубинского ханства также превратилась в одноименную провинцию, с существующими ранее 8 магалами: Куба, Рустов, Мушкюр, Шабран, Садан, Бермек, Хыналык и Будук. Земли, сады и рыбные промысла были переданы в царскую казну.
Первым управляющим (наибом) Кубы был местный феодал Гаджи бек. Первое время система управления как провинцией, так и городом, по существу не изменялась, из каждого его квартала избирались Кентхуды (старшины), обязанность которых состояла из отвода квартир войскам и наблюдением за чистотой в городе. Кентхуды подчинялись калабеку, который ведал общими делами. После Кубинского восстания 1810 г. изначально утвержденное бекское управление было в 1811 г. ликвидировано и заменено комендантской формой правления. Для внутреннего управления Кубинской провинцией 10 марта 1812 г. в Кубе был учрежден «Городской суд», больше занимавшийся административными делами. Судебная функция этого органа ограничивалась разборами тяжб по гражданским, торговым и «маловажным» уголовным делам. (64)
Внешний облик Кубы в это время в основном напоминал типичные черты феодальных городов Востока, располагался он в живописной местности на правом берегу Кудиял-чая и представлял собой небольшую, но сильно укрепленную крепость. С упрочением русской власти крепость начала терять свое былое назначение. К концу 30-х годов XIX в. Куба уже не представляла собой укрепленную крепость и город начал выходить за ее пределы. В начале XIX в. в самом городе Кубе насчитывалось около 600 домов и 310 дворов. (65)
По данным Г. С. Броневского в 1807 г. всего в Кубинском ханстве насчитывалось 8 тысяч домов, а по камеральному описанию 1832 г. – 13 тысяч домов, или 46 тысяч человек мужского пола. В это последнее число входило 199 семейств беков и 260 семейств мусульманского духовенства. Городское население (около 1400 душ) занималось ремеслами и торговлей. Сельские жители в 292 деревнях занимались земледелием, скотоводством и частично шелководством. Из ремесел широко утвердились ковроткачество, оружейное и гончарное дело. (66)
В первые годы присоединения Кубинского ханства в податях и повинностях феодально-зависимых крестьян –райятов– существенных изменений не произошло. Большинство крестьян было прикреплено к мюлькам, тиюлям и вакфам. Но налоги с райятов стали взимать не только беки, но и царская казна.
В начале 1830-х годов в Кубинской провинции, «определяющейся к северу от Кюринского ханства (Казыкумыкского владения) рекою Самуром, к югу от Ширвана Кавказским хребтом и урочищем, называемым Курт-Булак, от Бакинской провинции рекою Сумгайт, к востоку берегами Каспийского моря, к западу Кавказским хребтом» - проживало 88.650 человек, из них 3.830 - в гор. Куба, 1.294 – в подгородской еврейской слободке, 82.150 чел. в 292 селениях, объединенных в десяти магалах. К Кубинской провинции были также присоединены вольные горные народы, камеральное описание которых «по отдаленности и дикости их» не было сделано, но через распросы было известно число селений и семейств: в 32 горных селениях, входящих в 4 магала проживало примерно 4.456 семейств. (67)
Как следует из «Описания Кубинской провинции» Ф.А.Шнит-никова (1832 г.) жители Кубинского уезда занимались хлебопашеством (в Шабранском, Мушкюрском, Типском, Сыртском и Шишпаринском магалах), скотоводством (в Анагдаринском, Бармакском, Будугском, Хыналугском и Юхарыбашинском магалах), садоводством, ткачеством сукна, ковров, паласов, чувалов, имели бостаны, огороды, сеяли табак и хлопчатую бумагу, ловили лисиц и куниц. В Будугском, Шабранском магалах имелись конные заводы. Промышленностью занимались исключительно жители Кубы и подгородной Еврейской слободки. (68)
Бурные военно-политические события первой четверти XIX в. заметно изменили этническую картину Азербайджана, в том числе и Кубинкой провинции. «В процессе покорения кавказских народов изменилось само представление царской элиты о природе многонационального государства....Царское правительство видело свою задачу в том, чтобы искоренить подобную разнородность. И не случайно, оно начало с дискредитации ислама и делегитимизации мусульманской аристократии. Уже в первой трети XIX в. в царском правительстве утвердился план: рекрутировать для участия в местных административных органах, наряду с русскими представителей двух других христианских наций, армян и грузин, с тем чтобы ослабить власть мусульманских ханов и беков. В конце 1820-х годов началось систематическое переселение армян из Персии и Османской империи в район Эривани. В 1828 г. по приказанию Николая I прежние ханства Эривань и Нахичевань были объединены под общим названием «Армянская область» и открыты для поселений христианских беженцев. В 1839 г. главноначальствующий в Тифлисе принял решение освободить армянское население из под власти мусульманских беков, поскольку по его мнению, армяне, будучи христианами, не могли находиться под властью мусульманских ага». ( 69)
Однако, как следует из документов, в которых описывается состояние Кубинской провинции, «народонаселение» этого края воспринималось не только по признаку религиозной принадлежности, но и по мере «приверженности» к властям: «Жители Кубинской провинции состоят из магометан, большей частью секты Сунни, малой части армян и евреев» - писал в своих описаниях Ф.А.Шнитников, подчеркивая их отличительные черты и характер: «магометане, населяя землю хлебородную и плодородную и с малыми трудами приобретая все жизненные продовольствия, ведут более жизнь праздную, и оттого владычествуют над ними отличительные порочные страсти, как-то: алчность деньгам, любострастие, коварство, ненависть к иноверцам (перед коими, скрывая преступления своих единоверцев, решаются на ложные клятвы перед богом) и мщение, в котором не щадят и крови своих родных. Похвальные стороны характера их есть строгое наблюдение правил их религии, гостеприимство и покровительство и оказание убежищ от гонения.
Армяне, каковых здесь весьма мало, ведут жизнь спокойно, трудолюбивы и, с строгостью охраняя свой закон, привержены к русскому правительству.
Евреев отличительный характер строптивость, склонность к обманам и к стяжанию богатства, похвальная же черта характера строгое соблюдение правил религии». (70)
Вместе с тем, армяне, единственно удосуженные хорошей «характеристики» от Ф.А.Шнитникова, так и остались в существенном меньшинстве в этой провинции, в отличие от других областей Азербайджана, куда они заселялись в массовом порядке. Причиной тому служили ряд факторов, в том числе густонаселенность края и разнородность собственно «магометанского» населения.
Изучение состояния населения вновь обретенных закавказских территорий, в том числе и Кубинского ханства, входило в круг интересов почти всех русских экспедиций, посетивших эти края в разные вре-мена, что нашло свое отражение в тех или иных отчетах русских чиновников или военных. Так П.Г.Бутков в своих письмах-отчетах за 1796 г., в которых еще до русского завоевания, уже называл Кубинское ханство «провинцией», указывал: «Число жителей всей Кубинской провинции простирается до 23.147. Оные разделяются на коренных обитателей, населяющих Кубинскую провинцию, которые говорят языком, называемым тюркю, и исповедуют закон Магометов, следуя секте омаровой; и на других, после тут поселившихся, которые населяют все прочие семь округ; но округи Мускюрской, Бермекской и Сааданской говорят языком, называемым тат; жители следуют секте Алиевой; Будухской и Хыналыхской округи жители следуют секте Омаровой и говорят языком, близко подходящим к лезгинскому, а Шабранского округа жители, перешедшие из Маганской степи, поселившиеся тут в правление Фет-Али-хана и отца его Гусейн-Али-хана, следуют секте Алиевой, а говорят, как кубинцы, языком, называемом тюркю. Армяне, поселившиеся большею частью в Мускюрском округе, составляют до 180 дворов, исповедуют невозбранно свой закон, имеют шесть церквей и десять священников. Жиды населяют 200 дворов, составляя особую деревню Кулгат, лежащую противо самой Кубы... Они весьма бедны, говорят своим языком, исповедуют свой закон и имеют четыре синагоги и четырех раввинов». (71)
Если исходить из числа домов – 6364 в 245 деревнях «принадлежащих к Кубинскому владению», (72) то легко устанавливается, что большинство населения Кубинского ханства к концу XVIII в. составляли коренные жители – мусульмане.
Как уже указывалось выше, издревле местное население Кубы состояло из кавказских, ираноязычных и тюркоязычных племен, в разные исторические периоды здесь расселялись также арабы, курды и т.д., которые и были объединены русскими властями под общим понятием «мусульманское население».
К началу XIX в. большинство среди мусульман Кубинской провинции составляло тюркоязычное население. Исторически тюркское население как Закавказья, так и Иранского Азербайджана называло себя и называлось другими народами «мусульманами», или «тюрками», и религиозное самосознание превалировало над этническим. После того, как Южный Кавказ стал частью Российской империи, русские власти, которые традиционно называли все тюркские народы татарами стали именовать их азербайджанскими/адербейджанскими, или закавказскими татарами, чтобы отличить их от других тюркских народов. Так называемые азербайджанские «татары» проживали как в самом гор. Кубе, так и в селениях, носящих названия от многочисленных кыпчакских, огузских и др. тюркских племен, когда-то их заселявших (Куба, Алпан, Шабран, Баят, Гаджар, Самур, Чул, Хуч, Чалахар и т.д.). Говорили они на тюркском языке, принадлежали как шиитскому, так и суннитскому толку ислама. (73)
Из ираноязычных народностей в Кубинской провинции проживали, в основном, таты, потомки иранцев, переселенные в Закавказье, по наиболее вероятному предположению, во времена династии Сасанидов (III-VII вв. н. э.) с целью защиты северных границ империи. Существует мнение, что таты, составляющие основное население Ширвана к началу ХIII в. заняли здесь место албанских племен в правление Сасанидов, и в разное время конфессионально разделились на три группы: мусульман, иудеев и григориан.(74)
Селения кубинских татов-мусульман, в названиях которых сохранились корни татского языка (Гендов, Афурджа, Рустов, Зухур и т.д.), были расположены чересполосно с тюркоязычными азербайджанскими селениями. Таты – традиционно шииты, лишь незначительное количество сунниты, – говорили на татском языке, общались же с другими народностями на тюркском. (75)
Большое число мусульманского населения Кубы составляли лезгины – древнейшие жители края, населяющие в основном северо-восточные, приграничные с Дагестаном территории Кубинской провинции, правобережье Самура. Вхождение в средние века Южного Дагестана в состав государства Ширваншахов, или, нахождение в сфере его влияния, способствовало периодическому переселению лезгин из Дагестана на соседние территории (в том числе в Кубинское ханство) которые, образуя здесь новые поселения, давали им названия своих прежних деревень. Так, села Кубинской провинции, где проживали лезгины – Зейхур, Муруг, Муругоба, Легер, Гедезейхур, Ени Зейхур были образованы выходцами из одноименных сел Дагестана.(76) Лезгины были суннитами, говорили на своем, лезгинском, а также тюркском языках.
Кроме лезгин в Кубинской провинции проживали и другие малочисленные кавказские народности, входящие в шахдагскую языковую подгруппу лезгинского языка: хиналуги, крызы, будуги.
Хиналугцы - одноаульное население, потомки населения древней Кавказской Албании, жили в высокогорном селе Хыналуг, сунниты, говорили на хиналугском языке, а также на тюркском и лезгинском.
Будуги – народность восточного Кавказа, жили главным образом в одноименном селе, расположенном в 64 км к юго-западу от города Куба, однако из-за недостатка пахотных земель селились и на окружающих территориях. В магалах Мюшкюр, Шабран и др. будугскими переселенцами были заложены новые поселки типа «оба», или «кишлаг» – Велиоба, Азизоба, Гаджиалибей, Аг-язы-Будуг, Дигях-Будуг, Ялавандж и др. Будуги также принадлежали к суннитскому толку, говорили на будугском и тюркском языках.
Крызы - предположительно, также потомки населения древней Кавказской Албании, жили компактно в одноименном горном селе Крыз. Со временем часть крызов переселилась на равнину и только в Мюшкюрском магале создала 58 крызских отсеков. Возникшие на равнине селения – Гаджигазма, Гаджиахмед оба, Шерифоба, Манджароба, Тиканлыоба и др., входили в состав сельской горной общины. Будучи мусульманами – суннитами, крызы говорили на своем крызском, а также на лезгинском и тюркском языках. Известно, что в XVIII в. Фатали-хан переселил в Криз немного евреев, о чем говорит существующее в селе еврейское кладбище.
Собственно еврейское население Кубы, представлявшее собой субэтническую группу евреев Восточного Кавказа, именуемую «горскими евреями», компактно проживало в еврейской слободе. Проникновение евреев в Восточное Закавказье, согласно лингвистическим и историческим данным, началось не позже VI века, где они селились (в его восточных и северо-восточных районах) среди населения, говорящего по-татски, и постепенно переходили на этот язык. Существовала сплошная полоса поселений горских евреев между Кайтаком и районом Шемахи. В середине XVIII в. в Кубинском ханстве на 2-3 км. выше настоящей еврейской слободы, на левом берегу реки Гудиал, близ села Курчал существовал еврейской поселок под названием Кулгат. В 1742 году евреи были вынуждены спасаться от Надир шаха, который полностью разрушил поселок. В период правления Гусейн-Али-хана бывшие жители Кулгата поселились на территории нынешней слободы, которая особенно разрослась в период правления Фатали-хана, поощряющего переселение в Кубинское ханство жителей из Мугани, Ширвана и Дагестана. Сами горские евреи называли себя «еуди» («иудей») или джуур (ср. перс. juhud - «иудей»), наименование же «горские» получили в XIX в., когда в официальных русских документах все кавказские народы именовались «горскими». По языку и другим признакам они принадлежали к общности персоязычных евреев. Этот фактор и стал основным аргументов ряда ученых, которые исходя из близости языка горских евреев и кавказских татов считают, что горские евреи являются представителями «иранского племени татов», которое ещё в Иране приняло иудаизм и впоследствии переселилось в Закавказье. (77) Как уже отмечалось горские евреи проживали в Кубе компактно в еврейской слободе а также в некоторых селениях Кубинской провинции.
Армянское население Кубинской провинции согласно источникам, поселилось в этих краях в конце XVIII в., в последние годы правления Фатали-хана, и было сосредоточено в основном в селениях Килвар и Хачмаз. Исповедующие христиано-григорианскую веру, кубинские армяне в большинстве своем были персоязычными, что и послужило причиной тому, что во многих источниках и публикациях XVIII-XX вв. их называли не иначе как «армяно-таты», «таты-христиане» или «таты-григорианцы». Хотя сами жители этих татоязычных сёл идентифицировали себя армянами и говорили также на армянском языке. (78)
Отношения между жителями, населяющими Кубинское ханство, а затем и Кубинскую провинцию всегда были ровными и добрососедскими, какие-либо конфликты на межэтнической или религиозной почве не возникали. Следует особо подчеркнуть, что не существовало каких-либо крупных разногласий также между самими мусульманами – суннитами и шиитами, а напротив: «...в одной Кубинской провинции одна половина следует секте Омаровой, а другая Алиевой. Вражда, которая в жизни их по предрассудку имеет действие, не простирается на все обязательства – общественности. Ибо, когда надобно защищать свои владения от неприятелей, они соединяются и действуют, не касаясь веры». (79)
В 1840-е годы в северо-западной части Кубы был образован еще один поселок, получивший название «Русская слобода» или «Крытый хутор», где поселились царские военные чиновники. Заселение Кубинской провинции русскими началось сразу после завоевания этого края и сопровождалось интенсивным вытеснением местного населения, о чем более подробно будет сказано ниже.
Аналогичная этническая картина существовала и в городе Кубе, где основную этническую группу составляли ее коренные жители – тюркоязычное население – азербайджанцы. Второй многочисленной этнической группой в городе являлись горские евреи и таты. Другие национальные группы – русские, армяне и т.п. не отличались ни численностью, ни достаточной этнической устойчивостью. На формирование национальной структуры Кубы определенное влияние оказывало и отходничество из Дагестана и северных провинций Ирана – Южного Азербайджана. В разные периоды в Кубе проживало несколько народностей Дагестана: аварцы, даргинцы, кюринцы, осетины и пр. Значительное их число, а также персидско-подданные – этнические азербайджанцы, нанимались в Кубе поденщиками, прислугой, черно-рабочими; определенная часть подвизалась в ремесле, торговле. (80)
Главные позиции в социальной иерархии города занимали беки и духовенство. Верхушечные слои города кроме земледельческого предпринимательства занимались торговлей, некоторые разорившиеся беки занимались ремеслом, поступали на службу писцами, переводчиками и т.д.
Переселенческая политика русских властей, притеснение городского и сельского населения, непосильные налоги и повинности, незаконные поборы, а также бесчинства царских комендантов и беков все более усиливали накопившееся в течение первых 2-ух десятилетий недовольство населения. «Правительству вашему все сие магалы хотя показывают покорность, но наложенную на них дань платят с принуждением» - предупреждал царский чиновник К.К.Краббе. (81) Последней же каплей в чаше терпения народа стал приказ царских чиновников в 1836 г. о сборе с крестьян Кубинской провинции 31.414 пудов пшеницы и 19.248 пудов ячменя, также были неимоверно увеличены размеры денежных податей, доходивших до 12.973 рублей золотом. Когда хлеб и деньги были взысканы, власти потребовали внесения недоимок за 1835 год. Кроме того, крестьяне обязаны были отбывать в пользу казны несколько повинностей: содержание почтовых станций и постов, предоставление подвод, топлива и рабочих рук в распоряжение коменданта, перевозка строительных материалов для казенных построек, проведение дорог от Баку до Дербента через Кубу.(82) Тяжелое экономическое и политическое положение привело к массовым выступлениям и в 1837 г. в Кубинской провинции разразилось восстание крестьян.
Поводом для него послужило требование российского правительства о наборе рекрутов в Варшавский конно-мусульманский полк. Однако возмущение крестьян было связано не столько с нежеланием служить в армии, а с тем обстоятельством, что набор всадников превратился в новый источник грабежа. Вследствии злоупотреблений местных чиновников экипировка каждого всадника в Кубинской провинции обходилась в 350 руб., тогда как в других провинциях она стоила всего 130 - 150 руб. (83). Руководил восстанием старшина селения Хулуг Гаджи Магомед, его помощником был крестьянин Яр Али, пользовавшийся значительным влиянием среди сельского населения провинции. Крестьяне требовали уменьшения ряда феодальных повинностей, удаления коменданта провинции полковника Гимбута, который свирепствовал в своих поборах и притеснениях, а также двух магальных наибов и наиболее ненавистных беков. Царские власти, в начале отказывающиеся иметь дела с повстанцами, вскоре были вынуждены снять Гимбута и двух магальных наибов, наиболее рьяно служивших ему, благодаря чему временно удалось уговорить крестьян разойтись по домам. Однако, не были удовлетворены требования крестьян об укрупнении магалов и уменьшении налогов. Генерал Реутт, находившийся в это время в Кубе, и к которому обратился руководитель восстания Гаджи Магомед, в резкой форме отказался вести какие-либо переговоры. На ход восстания определенное влияние оказала и борьба горцев под руководством Шамиля, с которым кубинцы поддерживали связь. Когда кубинцы обратились к Шамилю с письмом и сообщили ему, что власти обещают удовлетворить их требования, в своем ответе Шамиль призвал крестьян не верить царским чиновникам. В августе 1837 г. борьба крестьян Кубинской провинции разгорелась с новой силой и вылилась в вооруженное восстание. К сентябрю численность восставших достигла уже 12 тысяч. Многие беки, недовольные политикой царизма, примкнули к восстанию, некоторые из них были назначены Гаджи Магомедом магальными наибами.
Вскоре восставшие двинулись к Кубе и осадили ее. В ночь с 4 на 5 сентября начался штурм города. В ходе боя к восставшим присоединилось до 4 тысяч кубинцев. Как впоследствии заявил Гаджи Магомед, "жители города во всем нам пособляли: женщины давали хлеб, топоры для прорубливания стен и плетней, горожане заряжали ружья и даже сами стреляли". (84) Но взять крепость восставшим не удалось. Безуспешной оказалась и новая попытка штурма, предпринятая в сентябре.
Восстание приняло настолько серьезный характер, что главноко-мандующий на Кавказе Г.В. Розен распорядился двинуть из Дагестана воинские части генерала Фезе, сражавшиеся с войсками Шамиля. Про-тив восставших были двинуты не только царские войска, но и конные отряды ширванских беков, кюринского и казикумухского ханов. (85)
Подразделениям пришедшим на помощь осажденному гарнизону Кубы, удалось подавить восстание. Повстанцам пришлось отступить от Кубы. Однако и после этого ряд горных магалов Кубинской провинции продолжал сопротивление царским властям и уклонялся от уплаты податей. Главнокомандующий генерал Головин в отчете о положении на Кавказе в 1838 г. сообщал: "После возмущения в году Кубинской провинции, усмиренного только в окрестностях самой Кубы, верхние магалы оной были в открытом неповиновении". (86)
В 1838 г. царские войска предприняли две военные экспедиции в горные магалы. В июне близ местечка Аджиахур произошло сражение с вооруженными отрядами повстанцев. Восставшие потерпели поражение, были вынуждены принести присягу в верности России и обязались платить дань казне. Значительная часть их во главе с Ага-беком Рутульским укрылась в горах. (87)
Кубинское восстание было жестоко подавлено, Гаджи Магомед и ряд руководителей арестованы и казнены, Яр Али бежал в горы. Власти расправились и с другими активными участниками выступлений.
Однако, надо было, что-то делать с этим краем и его «неспокойным и неблагонадежным” населением. Так, одновременно с кубинским восстанием и после него происходил ряд других крестьянских выступлений. В 1838 г. произошло выступление в Шекинской провинции. Приходило понимание, что комендантское управление Кавказским краем полностью изжило себя.
О необходимости ликвидации комендантского управления писал еще командующий на Кавказе в 1827 - 31 гг. граф Паскевич. Эта система не только вызывала неприязнь и раздражение у местного населения, являясь неприкрытой формой колониального владычества, но и наносила немалый ущерб экономическим интересам российского государства, так как расходы на управление краем и удержание в повиновении его населения требовались изрядные, а значительная часть доходов в виде различных налогов и податей оседала в карманах комендантов и других представителей администрации. (88)
В 1837 г. в Закавказье была направлена комиссия во главе с сенатором П.В.Ганом, который в начале 1838 г. представил проект “Учреждения для управления Закавказским краем”. На основе предложений Гана Российское правительство издало 10 апреля 1840 г. Закон об административной реформе в Закавказье, который 1 января 1841 г. вступил в силу. Согласно этому закону в Закавказье ликвидировалось комендантское управление, а вместо него вводилась общероссийская система администрации. Большая часть Азербайджана вошла во вновь образованную Каспийскую область (Бакинский, Дербентский, Кубинский, Ленкоранский, Нухинский, Шемахинский, Шушинский уезды), другая, меньшая часть в Грузино-Имеретинскую губернию (Елисаветпольский, Балакенский и Нахичеванский уезды). Таким образом, Кубинская провинция стала Кубинским уездом, а с 1843 г. Куба превратился в уездный город.
Согласно этому же закону вместо упраздненных старых учреждений вводились новые - губернские, уездные и участковые, ликвидировались магалы и вместе с ними должности магальных наибов. При этом повсеместно из административного аппарата изгонялись чиновники - азербайджанцы, вместо которых назначались русские чиновники. В проекте сенатора Гана и в других документах высказывалась мысль, что надежной опорой российского самодержавия в крае может быть лишь “природное русское дворянство”, которое необходимо здесь насадить. Но для этого нужны были земли и было принято решение ликвидировать в мусульманских провинциях Закавказского края титульное землевладение.
Если до реформы участие в антиправительственных выступлениях принимала лишь небольшая часть беков и агаларов, то теперь, лишенные своих должностей, лишенные или могущие лишиться своих земель и крестьян, а, следовательно, и доходов, они в массе своей перешли во враждебную оппозицию властям, зачастую создавая вооруженные отряды, нападавшие не только на отдельных чиновников и офицеров, но и на небольшие отряды царских войск. Квалифицировалось все это как “разбои и грабежи”, однако тот размах, который получило это движение, особенно с середины 1842 г., заставил правительство Николая I пересмотреть принятое ранее решение и приостановить дальнейшее проведение в жизнь реформы Гана. (89)
Административно-судебная реформа начала 40-ых гг. XIX в., упразднение комендантского управления и остатков старых ханских порядков хотя в целом и способствовали окончательной ликвидации феодальной раздробленности и экономического развития страны, одновременно усиливали колониальный гнет царского самодержавия. Изданный в 1841 г. закон «О подымном налоге», ликвидирующий старую податную систему, который вводился в действие в уездах Азербайджана в течение более 10 лет, усиливал процесс разложения натурального хозяйства и развития товарно-денежных отношений. Однако, введение денежной повинности, взимаемой даже с рандж-баров и аскеров, ранее освобожденных от всяких налогов деньгами и другие правительственные меры тяжело отражались на положении крестьян, которые часто выступали против властей, отказываясь выплачивать налоги и отбывать повинности в пользу казны. В 1844 г. был убит кентхуда сел. Крыз Кубинского уезда, известный своей жестокостью и притеснениями крестьян. Обвиненные в его убийстве двое крестьян были приговорены к ссылке, но жители селения единодушно встали на их защиту и потребовали освобождения подсудимых. Царские чиновники были вынуждены приостановить приведение приговора в исполнение. В 1845 г. группа крестьян Кубинского уезда перестала подчиняться помещику Мамед Юсуф-беку, отказалась платить ему подати и отбывать повинности. Из жалобы бека уездному начальнику становилось ясно, что крестьяне уже 8 лет как не хотят признавать его. В 1846 г. крестьяне сел. Рустов Кубинского уезда восстали против своего правителя, который прислал в селение вооруженный отряд и подавил восстание. Крестьянские волнения в это время происходили и в других уездах. (90)
Нарастанию крестьянского движения нередко способствовали и сами местные феодалы – беки, агалары, недовольные политикой русских властей, поставивших под сомнение их владельческие права. Положение в азербайджанских уездах в этот период было настолько напряженным, что вновь встал вопрос о создании на Кавказе надежной социальной опоры в лице местной знати. Перед необходимостью изменить курс, царское правительство учредило в 1844 г. на Кавказе наместничество, утвердив тем самым колониальный метод управления краем: Вся полнота гражданской и военной власти была сосредоточена в руках наместника, который подчинялся непосредственно императору. Первым наместником был назначен князь М.С.Воронцов, при котором были внесены изменения в реформу 1840 г.
В 1846 г. было введено новое административное деление Закавказья на губернии – Тифлисскую, Кутаисскую, Шемахинскую и Дербентскую. Управляли ими военные губернаторы. Большая часть территории Азербайджана вошла в состав Шемахинской губернии. Кубинский же уезд был включен в Дербентскую губернию. Позднее, в 1850 г. была образована Эриванская губерния, куда была включена и часть азербайджанских земель. После сильного землетрясения 30 мая 1859 г., разрушившего Шемаху, центром губернии сделался г. Баку, Шемахинская губерния стала называться Бакинской. С 5 мая 1860 г. Кубинский уезд был включен в состав Бакинской губернии.
В декабре 1846 г. был издан Рескрипт Николая I о правах беков и агаларов, которые утверждались в потомственном владении всеми теми землями, которыми они обладали ко времени присоединения Азербайджана к России, и даже условные владения – тиюли, превращались в наследственную собственность. В декабре же 1847 г. были изданы так называемые «Поселянские положения», которые, сохраняя многочисленные повинности, одновременно оставляли и укрепляли личную зависимость крестьян от помещиков. Было узаконено также право беков служить в царской армии и учреждениях в качестве офицеров и чиновников.

Вторая половина XIX в., ознаменовавшись для Российской империи вхождением в новый–капиталистический период своего исторического развития, стала знаменательной также и для экономической и социальной жизни ее окраин, в том числе азербайджанских губерний и уездов, которые все более втягивались в общероссийское торговое обращение. Постепенно некоторые отрасли народного хозяйства Азербайджана стали производить продукцию для рынка, и в первую очередь для российского. Рост вывоза нефти, шелка, сельскохозяйственной и другой продукции способствовал усилению торговых связей с центральными губерниями России, увеличивались обороты торговли, видоизменялись формы товарного обмена.

Происходящие процессы благотворно сказывались и на экономи-ческом развитии Кубинского уезда. Так, в середине XIX в. общий объем российского импорта в Кубу доходил до 80 тыс. руб., а ежегодный оборот торговли города простирался до 500 тыс. рублей, что являлось по тем временам достаточно крупным показателем. Важной вывозной статьей города являлись ковры, основная часть которых поступала в город из уезда и отсюда отправлялась на ближние и дальние рынки, в том числе и за границу. Одними из главных торговых партнеров Кубы являлись Россия, Иран, Дагестан, а также Баку. Большую роль в экономике города играла торговля фруктами и плодами, которые вывозились на рынки Закавказья, Северного Кавказа и России. Широкое распространение получило в это время производство марены, из которой вырабатывали красители для русской текстильной промышленности, а также производство шелка-сырья, табака, кожевенных товаров, вывозимые в основном в города Поволжья.(91) Расширение производства и торговли способствовало росту самого города Кубы, в котором были созданы несколько кирпичных заводов, 2 табачные фабрики, имелись многочисленные ремесленные мастерские, развивалась и внутригородская торговля: если в 1832 г. в Кубе насчитывалось 155 лавок, то в 1893 г. – уже 1109. Основная часть торговых заведений размещалась в центральной части Кубы – на Главной улице, Бульварной, Базарной, Комендантской и др. Средоточием городской торговли являлась Базарная площадь. В этот период в гор. Кубе, и в наиболее крупных селах уезда функционировали и такие ремесла и промыслы, как шапочное, обувное, портное, красильное, аробное, кожевенное, известковое, оружейное, кузнечное и др. Значительная часть из этих ремесел уже выходила из традиционных форм ремесла.(92)
Таким образом, с ростом капитализма в Российской империи появлялись зачатки капиталистических отношений и в национальных окраинах. Однако, господство патриархально-феодальных отношений и колонизаторская политика царского правительства отражались как на социально-экономической жизни Азербайджана в целом, так и на жизни отдельных его городов и уездов. Так, Манифест об отмене крепостного права, подписанный Александром II 19 февраля 1861 г., не коснулся окраин и крепостное право в Закавказье было ликвидировано намного позже, чем в России. Даже изданное 14 мая 1870 г. «Поло-жение о земельном устройстве государственных поселян, водворенных на землях лиц высшего мусульманского сословия, а равно и меликов из армян в губерниях закавказских: Елизаветпольской, Бакинской, Эриванской и части Тифлисской», которое считалось основным законодательным актом крестьянской реформы в Закавказье и провозглашало отмену личной зависимости крестьян от беков, не коснулась Кубинского уезда и Закатальского округа. В Кубе она была осуществлена лишь в 1880 г., а в Закаталах – 1913 г. Судебная и городская реформы, проведенные в конце 1860-х годов царским правительством, также были в намного урезанном виде, чем в центральных губерниях России, в связи с «разноплеменностью и неразвитостью» населения. (93)
В отношении «разноплеменного и неразвитого» населения у царского правительства также было свое видение. Еще в начале 30-х гг. сенаторы П. И. Кутайсов и Е.И.Мечников, посетив ряд закавказских областей и городов, представили правительству «Предложения об устройстве Закавказского края», в которых с целью «сделать край сей полезным для России» предлагалось связать его «с Россией гражданскими и политическими узами в единое тело и заставить жителей тамошних говорить, мыслить и чувствовать по-русски». Не ограничиваясь лишь «гражданскими и политическими» узами, «Предложения ..» включали в себя также идею «озарения жителей края лучом православной веры и водворения животворящего креста на развалинах исламизма». (94)
Для решения этой задачи и была призвана переселенческая политика царизма, которая начала осуществляться уже в начале 1830-х годов. Принятый царским правительством Закон от 20 октября 1830 г. положил начало заселению территории Закавказья раскольниками и сектантами и прекратил их переселение в Новороссийский край. Первым русским поселением в Закавказье стало село Вель Ленкоранского уезда Бакинской губернии, которое возникло в 1834 г.
«Одной из действительнейших мер упрочения русского могущества на закавказской разноплеменной и разноверной окраине, – говорилось во «всеподданнейшей записке главноначальствующего, -является усиление состава здешнего населения благонадежным русским элементом. Задача эта сознавалась нашим правительством с давнего времени, и в этих видах в 1830-1850-х гг. направлялись сюда для поселения значительные партии русских сектантов».(95) По дан-ным на 1 января 1849 г. всего в Закавказье уже числилось 3 259 семей русских переселенцев в количестве 19 341 души обоего пол. По губерниям число русских поселений распределялось следующим образом: Шемахинская (с 1859 г. Бакинская) губерния – 19 деревень, Тифлисская – 2, Елисаветпольская – 7, Эриванская – 6. (96)
Как следует из приведенного источника, наибольшее количество русских переселенцев в Закавказье было сосредоточено на азербайджанских территориях, в основном в пределах Бакинской губернии и это положение сохранилось все последующие периоды.
Одновременно с заселением Закавказья ссыльными сектантами и раскольниками, начался процесс создания постоянных штаб-квартир и хозяйств при них на этих землях с организацией военных подразделений из семейных солдат, что имело уже военно-стратегическое значение. Появились хутора, поля, пастбища при штаб-квартирах, нижние чины обзавелись семьями и хозяйствами. Одними из первых были образованы русско-православные села при штаб-квартире в Кубинском уезде – Кусары, немного позже – Зурабовка. Первостепенное значение правительством придавалось воспитанию новых переселенцев в духе преданности православной церкви, в связи с чем, с основанием в 1836 г. в урочище Кусарах штаб-квартиры 84-го пехотного Ширванского полка был, одновременно, основан и Кусарский приход.(97)
Однако очень скоро процесс крестьянской колонизации путем создания штаб-квартир и высылки сектантов вышел из-под контроля властей и началось самовольное переселение крестьян, которые массами из внутренних губерний России устремились в Закавказье, особенно в Азербайджан, в поисках свободных земель. Самовольное переселение крестьян хотя и каралось уголовным наказанием, не было регламентировано и узаконено правительственными актами, однако, находясь «в введении чинов местной администрации», находило свое решение. (98)
 После известных крестьянских реформ 1860-70-х годов водво-рение русских крестьян в Закавказье было фактически прекращено, что мотивировалось «вредным влиянием сектантов на других, добровольно переселившихся из внутренних губерний раскольников... и недостатком свободной казенной земли». (99)
Представляют интерес обе мотивации, приведшие к ограничению переселенческого процесса который, несмотря на запреты вовсе не прекратился, о чем говорит образование русских сел в Кубинском уезде в начале 1890-х годов и, вплоть до 1916 г. Как следует из письма МВД министру земледелия и государственных имуществ, сектанты не оправдали надежды русского правительства и не только не «прод-винули русское дело» в этом крае, а напротив, своим «отрицательным отношением к существующему государственному строю», будучи «элементом неблагонадежным, противогосударственным», они оказы-вали «деморализующее влияние на... туземное население, не проник-шееся еще в достаточной мере духом русской гражданственности». В этом письме русские сектанты обвинялись в подрыве у местного населения «должного уважения к началам русской государственности» и тем самым создавали угрозу «внесения новых серьезных осложнений в дело управления краем». (100)
Чем могли русские жители, недавно поселившиеся на землях «туземного населения», не успевшие еще достаточно обжиться в этих краях и приобщиться к местному обществу, подрывать в нем «должное уважение» к русской государственности? Наверняка, не своим отрицательным отношением к «существующему государственному строю», неизвестно в чем проявляющееся. Хотя, одна из причин, побу-дившая правительство прекратить высылку русских крестьян, которая упоминалась в письме – «недостаток свободной казенной земли» – казалась в этом случае более веским аргументом.
Известно, что изначально переселенцы должны были размещаться на казенных землях, то есть, в основном, на владениях бывших ханов и беков, по разным причинам отошедших государству . Кроме того, правительство сочло необходимым к категории земель, предназначенных для водворения русских переселенцев, отнести и те земли, которые находились в пользовании селений, и были признаны им как «земельные излишки». Затем были обнаружены значительные площади малоисследованных земель и т.д. Однако, в действительности дело заканчивалось обычным переселением того самого «туземного населения» из родных земель и размещением здесь новых поселенцев. Так, как следует из записей А.Юницкого, русское село Еленовка в Кубинском уезде «было образовано» в 1892 г. и стало прибежищем голодающих переселенцев-«крестьян из разных губерний, искавших для пропитания урожайной свободной земли». Но как следует из следующих же строк документа, под «свободной землей» подразумевалось конкретное азербайджанское селение: «первоначальное название сего селения было Аджи-Гусейн, и населено оно было одними татарами. В 1891 г. татары были выселены из сего селения, как и из прочих других соседних селений за свои разбои, а оставшиеся пустые места были заселены выходцами из центральных губерний России. Название селению Еленовка дано бакинским губернатором Рогге. (В честь своей жены Елены Ивановны)». А так как «кругом Еленовки в это же время еще поселились три православные деревни, то и появилась необходимость выстроить храм для них...». (101)
 Такая же участь постигла азербайджанское село Хуч, которое было переименовано в Николаевку: «История Николаевки очень молода и не богата событиями. Образовалась она на месте татарского аула Хуч всего 10 лет тому назад. В сентябре 1894 г. сюда явились русские переселенцы. Это были малороссы Харьковской губернии, семей 5 среди них насчитывалось великороссов. Жажда «новых хороших мест» и малоземелье побудили их отозваться с большой охотой на предложение правительства переехать на Кавказ». (102)
Насильственному вытеснению из родных сел подвергалось и лезгинское население Кубинского уезда. Так, жители «лезгинского села Куснет (ныне Владимировка), под нажимом царских комендантов вынуждены были оставить свой богатый пастбищными угодьями, плодородными землями и садами аул и переселились в бесплодные горы, основав там новый аул под старым названием... происходило интенсивное вытеснение лезгинского населения из Кубы, Кусары и Худата». (103)
Русские селения в Кубинском уезде создавались и на «земельных излишках», под которыми, как уже отмечалось, подразумевались земли, находящиеся в пользовании селений. Так, Ф.А.Шнитников еще в 1832 г. в своих «Описаниях» составил целый список «мест, удобных для постоянного расположения войск», который охватывал почти всю местность Кубинского уезда, поскольку «бесплодной земли нигде нет, кроме на высоких со скалами горах, занимаемых вольными народами». (104) Весьма характерно, что список этот возглавлял «Крепость Куба по реке сего же имени, или Кудиял». Однако, подчеркивалось, что «В самой крепости по тесноте построенных домов войска расположить можно не иначе, как выселить обывателей и, очистив город, построить казармы и прочие казенные строения». (105) Среди мест, удобных для расположения войск упоминались «селение Нюгеди на речке Кара-чай» и «селение Кусар, где ныне Новая Куба, на речке Кусар-чай». (106) В конечном итоге урочище Кусары и стало местом образования штаб-квартиры 84-го пехотного Ширванского полка, где в дальнейшем было образовано село Ширванское, в память о службе и деятельности одноименного полка. Немного позже в Кубинском уезде были образованы «еще два сельских общества», получившие название по именам представителей кавказской администрации: «одно на Карачаевском покосе, под наименованием Козляковка, в память об уездном начальнике Козляковском,... другое на Гильских полях, наименованное Ермоловым, в память об известном кавказском генерале». (107) Селение «Зурабовка, названное по фамилии бывшего кубинского уездного начальника, впоследствии переименованное в честь великого князя наместника Михаила Николаевича в Михайловку», как и позже образованный вблизи нее новый поселок Ахтала (Ново-Михайловка), были созданы на одноименной земле Ахтала, принадлежащей местному населению. (108)
 Таким образом, начиная с 1830-х годов по 1917 г. в Кубинском уезде образовались 19 русский поселений: Александровка, Алексеевка, Алексеевское товарищество, Борисполь, Васильевское товарищество, Владимировка, Екатериновка, Еленовка, Ермоловка, Козляковка, Кусары (урочище, штаб-квартира), Михайловка (Зурабовка), Николаевка, Ново-Михайловка, Павловка, Петропавловка, Родниковка, Ширванское (Ширвановка), Эриванский хутор. По данным на 1 января 1914 г. русские составляли 3 % - 5419 чел. из всего населения Кубинского уезда - 184 164 человек. (109)
Как уже отмечалось выше, правительство придавало первостепенное значение воспитанию новых переселенцев в духе преданности православной церкви, для чего и сооружались в русских селениях церкви, основались приходы. Первый православный храм в Кубе был построен в 1834 г., который «должен был удовлетворять религиозным нуждам местного православного населения, состоявшегося из военно-служащих и весьма незначительного числа гражданских чиновников». В 1853 г. взамен пришедшей в совершенную ветхость старой церкви, было решено построить новую, для которой было отведено место на базарной площади. «Место это оказалось неудобным ...так как находилось в центре мусульманского населения... Прихожанами г. Кубы под постройку новой церкви было избрано другое место в западной части города, где исключительно жили православные и частью армяне. Место это... принадлежало частному лицу из мусульман, именно кубинцу Мамед Али Махмуд оглы. Согласно просьбе горожан, он уступил этот участок под постройку церкви безвозмездно».(110) Позднее церкви были построены и в других русских селениях – Михайловке, Еленовке, Кусарах, Николаевке, во многих селениях существовали также церковно-приходские школы. (111)
Однако, как следует из «Описаний...» А. Юницкого, при достаточном наличии «божьих храмов» и православных священников, многие прихожане не особенно рвались «воспитываться в духе преданности православной церкви». Особенно отличались жители Еленовки – люди «мастеровые и малоспособные к крестьянскому труду... У каждого – бедность, а еще при ней же несчастная привязанность к напиткам, пьют и женщины..., другой бросающийся в глаза порок... – это почти у всех эгоизм, злоба друг к другу. Много было случаев, когда один сосед высказывал свою радость над случавшейся бедой своего собрата, любовь к ближнему потеряна... Во время воскресных дней многие занимаются работой (домашней), не считая за грех, или уезжают в город для продажи чего-либо на базаре, отчего и храм Божий, особенно в конце лета почти бывает пуст». «Порочными наклонностями», особенно пьянством, страдали и жители селений Борисполь и Петропавловка – «грубые до невозможности и неуважительные», «лениво посещающие храм». Весьма показательно, что причину религиозного «невежества» кубинских русских А.Юниский объяснял экономическим фактором: «Религиозному развитию в с. Николаевке должно сопутствовать экономическое просвещение» - утверждал протоиерей А.Юницкий, отведя этому православному поселению, размещавшемуся на древнейшем тюркском селении Хуч, особую роль: «Исторически поселок этот поставлен в положение русского религиозного и культурно-просветительского пункта среди окружающих его инославных и иноверных народностей. Но поселок этот еще и сам низко стоит в своем развитии и едва ли сможет исполнить свою миссию при подобном состоянии». (112)
Культурно-просветительскую миссию среди «иноверных народ-ностей» Кубинского уезда в это время продолжали выполнять традиционные религиозно-духовные структуры каждой этнической группы. Так, в гор. Кубе существовали несколько мечетей: Соборная мечеть, мечеть Сакины-ханум, построенная женой известного ученого-энциклопедиста первой половины XIX в. Абас-Кули-аги Бакиханова в честь своего мужа, Ардабильская мечеть, знаменитая мечеть Джума. Мечети, молебенные дома и культовые здания были и в мусульманских деревнях губернии. Духовенство, как шиитское, так и суннитское, занимало одну из главных позиций в социальной иерархии уезда. Так, в 1813 г. только в гор. Кубе насчитывалось 122 духовных служителя, в 1856 г. – 255, в каждом селе также были свои – более низшие чины духовенства – моллы, сеиды и т.д. Главную роль в системе городского просвещения играли мусульманские духовные училища – мектебы. В этих заведениях, не имевших стабильных учебных программ, занятия велись на арабском и фарсидском языках, обучение в них осуществлялось нерегулярно, а большая часть учащихся, как правило, имела, впоследствии, неоконченное образование. В городе функционировали также другие духовные училища: русская церковно-приходская школа, открытая в 1897 г., и еврейские церковные школы («хедеры»), размещавшиеся на Слободе. Хедеры находились почти при каждой синагоге, учебным процессом в них руководили священники – раввины и их помощники. Армяне также имели свои церкви, духовных служителей, школы.
 «При всем консерватизме и отсталости в методике преподавания, следует отметить, что местные духовные училища в условиях крайнего мизера общественных школ в Кубе, все же играли определенную роль в развитии просвещения городского населения». (113)
Первое казенное одноклассное начальное училище в Кубе было открыто в 1854 г., которое в 1870 г. было реорганизовано в двух-классное. Четырехклассное училище в Кубе открылось лишь в ноябре 1908 г. В начале же ХХ в. в Кубе стала функционировать русско-азербайджанская школа, в которой изучали азербайджанский, русский и фарсидский языки. В марте 1898 г. в Кубе была открыта первая в Бакинской губернии Школа садоводства и огородничества с 5-летней программой обучения, просуществовавшая до июня 1915 г. Состояние женского образования в городе было крайне неудовлетворительным. Кроме небольших женских отделений при училищах, в Кубе в 1904 г. была организована единственная в городе женская «новометодная» (усуле-джадид) школа. В целом же, по уровню грамотности население Кубы отставало от многих городов Азербайджане. (114).
Культурная жизнь Кубы с начала 1830-х годов была тесно связана с жизнью и деятельностью выдающегося историка, философа, просветителя и писателя, сына Мирза Мохаммед – хана II бакинского, подполковника царской армии Абас-Кули ага Бакиханова. Выйдя в отставку, с 1835 г. почти до конца своей жизни он жил в Кубе, где написал большую часть своих трудов. Главный же его труд – историческое сочинение «Гюлистан-и-Ирам», уникальный для времени своего создания и сохраняющий свою значимость по сей день, был посвящен многовековой истории его родного края – Ширвана и Дагестана. А.А.Бакиханов сыграл большую роль в развитии местной литературы и поэзии, по его инициативе в Кубе было создано литературное общество («меджлис») – «Гюлистан», которые посещали известные кубинские поэты, местная интеллигенция.
 С 1874 г. в Кубе силами местной русской любительской актерской труппы начинают организовываться первые театральные спектакли. На азербайджанском же языке первая театральная постановка в Кубе была осуществлена лишь в конце XIX в.: 17 августа 1896 г. была показана комедия М.Ф.Ахундова «Повесть о мусье Жордане...», прошедшая с большим успехом. В дальнейшем спектакли организовывались регулярно. В начале ХХ в. в Кубе было создано отделение драматической секции мусульманского культурно-просветительского общества «Ниджат». (115)
 Однако, вторая половина 70-х годов XIX века ознаменовалась для кубинцев не только оживлением в культурно-просветительской жизни, но и активизацией крестьянского движения. Как уже отмечалось, после реформы 1870 г. в положении азербайджанских крестьян не произошло существенных изменений. Малоземелье, тяжесть натуральных и денежных податей и повинностей, недостаток поливной воды, правовое бесправие крестьян, колонизаторская аграрная политика царизма, усиление социального расслоения, связанное с развитием капиталистических отношений в деревне, тяжелые жилищно-бытовые условия усиливали недовольство крестьян уездов всего Азербайджана, которое стало проявляться в разных формах борьбы: начиная от жалоб и прошений, направленных в различные инстанции, уклонения от уплаты повинностей, порубки лесов, поджогов поместий и домов землевладельцев и, вплоть, до вооруженных столкновений между крестьянами и царскими властями. Мотивация последнего – массового воруженного выступления азербайджанских крестьян против царизма, как крупнейшего собственника земли, переплеталась, в этом случае, уже с религиозно-национально-освободительными побуждениями, усиливающимися под влиянием духовенства, частично, местных феодалов, и сложившейся к тому времени политической ситуации в целом. Ярким примером тому могут служить крестьянские выступления в 1877 г. в Кубинском и Нухинском уездах, а также в Закатальском округе.
 Выступление это произошло в условиях обострения как внешне, так и внутриполитического положения в России и совпало с новой фазой борьбы горцев Кавказа. В апреле 1877 г. Россия объявила войну Турции, что особенно негативно было принято народами Кавказа, где еще достаточно сильны были позиции потомков лидеров разгром-ленного в 1859 г. движения Шейха Шамиля и носителей мюридизма. В Ичхерии –Чечне, затем в Дагестане началось всеобщее восстание.
15 сентября 1877 г. отряды восставших горцев, переправившись через реку Самур, вступили в Кубинский уезд, уничтожив почтовые станции Худат и Ялама. Под влиянием горцев началось восстание в самом Кубинском уезде.(116) Самурские, кюринские и кубинские повстанцы, действуя совместно, штурмовали штаб-квартиру в г. Куса-ры, боролись активно против правительственных войск, нападали на поместья местных земледельцев и лиц, служивших в царской армии, разоряли их и делили имущество между собой. В конце октября – начале ноября восстанием были объяты также Нухинский уезд и Закатальский округ.(117)
 Для подавления восстания царское правительство в срочном порядке перебросило против повстанцев крупные военные силы. Сюда были стянуты войска из Терской области, Баку, Красноводска и внутренних губерний России. Основными участниками восстания были бедные и средние слои крестьянства, а также небольшая часть местных беков и феодалов, на определенном этапе примкнувшая и, даже руководившая восставшими: так, руководили восстанием поручик Мамед Али бек, капитан Ахмед бек и подпоручик Гасан бек. Штаб восставших располагался в селе Старый Худат, куда стекались крестьяне со всего уезда и присоединялись к восставшим. Большая часть представителей местной зажиточной верхушки выступила против восстания.
Характерной чертой восстания была ее ярко выраженная антицарская и антихристианская направленность, о чем говорило то, что помимо открытого противостояния с царскими войсками, восстав-шими причинялся ушерб лицам христианского вероисповедания, даже тем, кто не имел отношения к господствующим классам. Так, в ноябре 1877 г. «возмутившиеся дагестанцы» и «татарское население соседнего села» напали на русское селение Михайловка, которое было разграблено и сожжено. Жителям деревни, накануне предупрежденным о нападении, удалось своевременно покинуть свои дома, однако, была «предана пламени» часовня деревни, в которой предвари-тельно иконы были подвергнуты поруганию, а колокол был разбит и брошен в речку Кубинку.(118) Следует также подчеркнуть, что восставшие крестьяне, выступали против не всех своих феодалов, а только против тех, кто выступал на стороне царизма.
Восстание 1877 года было потоплено в крови, а все его участники, как горцы Кавказа, так и кубинцы, нухинцы и др., были жестоко наказаны. Наиболее активные из них были преданы военно-полевому суду, все предводители восстания и их ближайшие соратники – более 300 человек были казнены. Из 8 округов Дагестана, а также Кубинского уезда около 5000 человек, независимо от возраста, пола, степени вины, были высланы. Многие из них от тяжелых лишений и непривычных климатических условий погибли. Даже после подавления восстания продолжалось выселение крестьян, под предлогом покрытия убытков, причиненных восставшими, их облагали налогами и разного рода поборами. Земли казненных и выселенных жителей конфисковались и раздавались местной знати, принимавшей участие в подавлении восстания. «Власти ожесточились, беки своевольничали. Царские наместники приступили к расправе... Кавказский наместник великий князь Михаил Николаевич оправдывал эти жесткие меры тем, что наказание одних главнейших зачинщиков далеко не всегда может служить спасительным примером и предупреждением для остального населения".(119) Вследствие этого в порядке "предупреждения" возможного в будущем неповиновения были наказаны многие невинные люди. Общая сумма убытков, понесенных царскими властями и населением, достигала 233.972 руб., и царское правительство намеревалось «наказать все население уезда, за активное участие в восстании или поддержку восставших. Однако наказание всех 52.800 человек, «совершенно не укладывалось в рамки политических и экономических отношений», что и предотвратило массовое выселение кубинцев из исконных земель. (120)
В последующие годы крестьянские выступления в Азербайджане получили форму качагского движения, когда против царских властей и помещиков выступали качаги – народные мстители, действующие партизанскими методами и широко поддерживаемые народом. В Кубинском уезде были широко известны качаги Мешади Меджид, Шыхзаде и др. Качаги строго наказывались властями, против них обычно выносили смертные приговоры или бессрочные каторги. Меры наказания применялись и по отношению к населению за оказание помощи качагам, лишая сельские общества права выбора старост. В этих случаях новый староста назначался властями, в помощь ему придавались несколько стражников, и средства их содержания взимались с крестьян поровну. Среди азербайджанских уездов, селения которых были лишены этого права особо выделялся Кубинский уезд – 46 %, что говорило об активности качагского движение в уезде. (121) Несмотря на аресты отдельных качагов и уничтожение ряда качагских отрядов, властям, в целом, не удалось подавить качагское движение, которое продолжалось вплоть до 30-х годов ХХ века.

 * * *
После подавления восстания кубинских крестьян 1877 г. в общественно-политической жизни Кубинского уезда (не учитывая качагское движение, получившее перманентный характер) почти на полвека воцаряется период относительного спокойствия. Не удается проникнуть в жизнь кубинцев политическим идеям, предвестникам ХХ в., несмотря на попытки Бакинского Комитета РСДРП, пославшего в Кубу своих пропагандистов, хотя в годы первой русской революции в уезде вновь усиливается крестьянское движение, выра-жавшееся в 49 скоротечных выступлениях. (122) Даже самое кровавое событие начала века – первое армяно-азербайджанское столкновение, переросшее затем в межнациональную резню, и в течение 1905-1907 гг., охватившее почти весь Азербайджан, а также Тифлисскую губернию, обходит стороной Кубинский уезд. Малочисленные кубинские армяне, проживающие, частично в городе Кубе, а частично в деревнях, не проявляют в это время какой-либо агрессивности, а мусульманское население Кубы и его деревень, по численности многократно превышающее местное армянское население, не поддается всеобщему настроению ненависти и жажде мести, царившим как в армянской, так и в азербайджанской среде по всему Закавказью.
Годы первой мировой войны, а вслед за ней и весь 1917 год с двумя революциями, кардинально изменившие политическую ситуацию в Российской Империи, в относительно стабильной и размеренной жизни Кубинского уезда охарактеризовались мирной сменой власти, определенной политической активизацией части городской и сельской элиты и, в целом, пассивно-наблюдательской позицией большинства населения.
Вести о свершившейся февральской революции в Петрограде, об отказе Государственной Думы в марте 1917 г. повиноваться царю и об отречении царя от престола и, наконец, о формировании Временного правительства достигли Тифлиса – административного центра Закав-казья 15 марта 1917 г. Имперский аппарат, лишившись поддержки еще недавно всесильного центра, сдался без боя: государственные учреждения просто перестали функционировать. Наместник Кавказа, великий князь Николай Николаевич сразу оказался не у дел, начальник тифлисской полиции был арестован. Временное правительство, пытавшееся сохранить контроль над Закавказьем, 22 марта 1917 г. создало для управления им Особый Закавказский Комитет (ОЗАКОМ), состоявший из членов Государственной Думы. Однако отсутствие у ОЗАКОМа реальной власти, его оторванность от периферии привели к тому, что фактически власть в Закавказье сосредоточилась в руках советов и других революционных организаций. Социал-демократы, используя создавшееся положение, спешили утвердиться у власти в Закавказье, и уже 16 марта 1917 г. Краевой Комитет РСДРП созвал конференцию, на которой был избран исполком для руководства социалистической работой в Закавказье, а 18 марта был создан Тифлисский Совет рабочих и солдатских депутатов, который должен был фактически выполнять многие функции верховной власти. В революционных силах Закавказья в канун февральской революции преобладали меньшевики, и поэтому на первом этапе развития революционных событий руководство Советами оказалось в их руках. Возникшие меньшевистские советы, комитеты и другие организации работали, в основном, с официальными органами власти, имели своих представителей в ОЗАКОМе, контролировали деятельность Тифлисского Совета. Большевики проводили свой курс, направленный на раскол и размежевание с другими политическими силами, представителей которых обвиняли в недостаточной революционности и выступали против «сотрудничества с буржуазией».
В Баку 19 марта 1917 г. также был создан Совет рабочих депу-татов, активно претендовавший на то, чтобы заменить собой старые властные структуры. Однако, наряду с этим Советом, организовался и другой орган – Исполнительный комитет общественных организаций, действовавший на совсем другой основе: в него вошли представители всех национальных партий и групп, Союза нефтепромышленников, Бакинского городского совета и др. Председателем Бакинского совета был избран Степан Шаумян, однако вскоре его заменил на этом посту эсер Сако Саакян. Большевики, бывшие в Совете в явном меньшинстве, уже к лету 1917 г. перешли к прямой конфронтации с представителями других партий и групп. В октябре 1917 г. произошли новые выборы в Совет, и оказалось, большинство голосов – 40 % полу-чил «Мусават» – партия, представляющая национальные силы азербай-джанцев. Много голосов собрали также эсеры – социал-революционеры, за которых голосовало большинство русского населения, и «Дашнакцутюн» – за которых голосовали все армяне поголовно. Большевики и меньшевики оказались в меньшинстве – за них голосо-вали в основном рабочие. (123)
Выборы в Совет показали, что размежевание сил в Баку происходит по национальному признаку, и это во многом предопределило характер дальнейших событий во всем регионе.
Аналогичная ситуация с установлением власти повторилась и в уездах, в том числе и в Кубинском. 6 марта 1917 г. в г. Кубе под председательством инспектора по налогам Александра Джантураш-вили был создан Исполнительный комитет общественных организаций, куда вошли представители местных чиновников, помещиков и духовенства.(124) Комиссаром уезда ОЗАКОМом был назначен бывший капитан русской армии, один из крупных кубинских помещиков Али бек Зизикский. (125)
Одновременно, в войсковых частях, расположенных в городе Кубе, был создан Совет солдатских депутатов, а в середине марта 1917 г. был организован Совет рабочих депутатов, (126) «в состав которого 500 рабочими и служащими было избрано 14 представителей». В исполком Совета входило четыре человека. В Советах рабочих и солдатских депутатов преобладали представители эсеров, меньшевиков и буржуазных националистов.(127) Таким образом, в Кубинском уезде также сложилось двоевластие.
Большевики, обеспокоенные сложившейся ситуацией, развернули через большевистские организации «Гуммет» и «Адалят» свою деятельность среди мусульманского населения города и усилиями Г. Султанова, М.Исрафилбекова (Гадирли) создали отделение «Гуммет» в Кубинском уезде. В начале апреля 1917 г. в г. Кубе состоялось учредительное собрание ядра местных большевиков с участием 17 человек, которые обозначив свое собрание конференцией, учередили Кубинский уездный комитет РСДРП. (128) Основную работу кубин-ские большевики вели среди солдат местных гарнизонов, расположенных в Кубе и Кусарах, и в тех участках, где существовали рабочие коллективы. Так, удалось создать партячейки среди железнодорожников станций Хачмас и Дивичи, организовать забастовки рабочих на Кызыл-Бурунском рыбном промысле бр. Дегтяровых и Шолларско-Бакинского водопровода. (129)
Одновременно активизировалось и азербайджанское население уезда. Представители национальной интеллигенции начали создавать в уезде отделения национально-демократической партии «Мусават». Организатором Кубинского отделения партии был Абиль Касим Рустамов, заместителем председателя уездного комитета партии «Мусават» был один из представителей знатных бекских родов Кубы – Али Панах бек Шефибеков.(130) В июле 1917 г. отделения партии появились также в Дивичах, в сел. Калагях Дивичинского участка и др. (131) Несколько позднее в Кубе известными представителями кубинской элиты – Али беком Зизикским, Гамдулла Эфендием Эфенди-заде и др. было также создано отделение религиозно-политической партии «Иттихад». (132)
В мае 1917 г. в Кубе также возникли Мусульманские националь-ные комитеты, куда входили в основном представители помещиков, купцов и духовенства. (133)
Однако, ни одна из возникших властных структур не была в состоянии изменить существующие аграрные отношения – самую главную проблему, в течение десятилетий, являющуюся главным определяющим фактором социально-политической стабильности в Кубинском уезде, впрочем, как и во всех уездах Азербайджана и Закавказья, в целом. Пользуясь создавшейся ситуацией двоевластья или вовсе отсутствием власти, крестьяне требовали и порою пытались самовольно вернуть себе земли, которые ранее были отняты у них царским правительством и помещиками. ОЗАКОМ, выражая позицию Временного Правительства, обещал крестьянам передать казенные и частновладельческие земли, но при этом призывал их ждать до разрешения аграрного вопроса Учредительным собранием. Большевики, напротив, призывали крестьян к немедленному организованному захвату и конфискации помещичьих земель, что более соответствовало настроениям, царившим среди крестьянства, хотя о какой-либо активной деятельности большевиков в азербайджанской деревне в это время говорить не приходится. Так или иначе, уже с марта участились случаи массовых порубок казенных лесов, земельных и водных захватов, отказа выплаты налогов, арендной платы и т. д. крестьянами во всех азербайджанских уездах. Первые сведения о возникновении «крупных беспорядков» в Кубинском уезде появились в апреле 1917 г., когда «крестьяне захватили имение «Вельямир» наследника Рыльского,.. и продолжая бесчинства, уничтожают всходы ячменя, угоняют скот, не допускают рабочих имения к полевым работам, не дают вывозить из леса заготовленные дрова и захватывают земли». (134) Летом крестьяне села Шихгапыт Зейидской сельской общины Мюшкюрского участка выступили против шыхларских беков. (135) Самовольным действиям крестьян в определенной мере способство-вали и проблемы с продовольствием, возникшие в результате анархии и многовластья. Как следует из протокола Бакинского губернского продовольственного комитета, в мае 1917 г. в Кубинском уезде также сложилось тяжелое положение: «Кубинский уезд делиться на два района: нагорный, неимущий хлеба, и низменный – имущий. Но из низменного района хлеб вывозился всеми кто хотел, начиная с полицейских приставов и кончая железнодорожниками и лесной стражей. И вывезено было почти все. Но в низменной части есть еще запасы, и комиссар обнаружил их. В нагорной же части есть села, в которых форменный голод. ...В Кубе правильно функционирует продовольственный комитет. В селениях комитеты организуются, но очень туго. Ни в Кубинском, ни в Геокчайском уездах нет авторитетной местной власти. Нет даже исполнительных комитетов. Сельские общества не имеют писарей. Организована в Кубинском уезде охрана железнодорожного пути. Охраняют стражники при содействии населения. Население содействует и продовольственному комитету». (136)
Вместе с тем, по сравнению с другими, особенно Елизаветполь-ским и Казахским уездами, охваченными выступлениями крестьян, положение как в самом г. Кубе, так и в уезде в целом, было стабильным, а случаи захвата крестьянами помещичьих усадеб единичными. Новая волна крестьянских повстанческих движений, начавшаяся осенью 1917 г. во многих уездах Азербайджана, и продолжавшаяся вплоть до конца мая 1918 г., также обошла стороной Кубинский уезд. Отдельные выступления кубинских крестьян, как например, захват крестьянами селений Кара-Курт и Гаджи Курбан-Оба «смежных с их землей имения князя В.П.Бебутова», (137) выступления крестьян нескольких деревень Дивичинского участка, «нападавших на помешичьи усадьбы, захвативших землю и распределивших ее между собой» (138) не были массовыми и не сопровождались насилиями и жестокостью, характерными для вооруженных выступлений крестьян Елизаветпольского, Нухинского и др. уездов Азербайджана.
Здесь следует отметить, что кубинские беки, помещики, чиновники и местная интеллигенция, достаточно представленные в местных властных органах, подчиненных ОЗАКОМУ, затем в заменившем последнего Закавказском Комиссариате, в целом, контролировали ситуацию в уезде и при необходимости силами своих вооруженных отрядов подавляли как крестьянские вступления, так и какие-либо противозаконные действия отдельных вооруженных групп. Так, одна из таких вооруженных операций была проведена в январе 1918 г. «дружинами» Али бека Зизикского в Хачмасе. (139) Отряды А.Зизикского одновременно являлись гарантом безопасности мусульманского население уезда, поскольку заметным явлением в этот период – с осени 1917 г. по январь 1918 г. – в уезде стало образование вооруженных отрядов из русских, еврейский и армянских солдат, возвращающихся с фронта, в большинстве случаев с оружием в руках, которые занимались грабежом, разгромом помещичьих усадеб и т.д. Попытки местной власти разоружить их нередко становились причиной вооруженных столкновений, выглядевших как межнациональные, тем не менее можно утверждать, что ситуация в этот период в уезде, в целом, была подконтрольной, во многом, благодаря отрядам того же А.Зизикского. (140) Уездный комиссар А.Зизикский, ставший вскоре одним из активных участников национально-освободительно движения азербайджанцев, будущий член Азербайджанского Парламента, в действительности со своими отрядами контролировал политическую ситуацию в уезде, пытаясь также предотвратить попытки перехода или захвата власти в уезде Бакинским Советом. (141)
Другой общественный деятель, один из влиятельных и уважаемых лиц в Кубинском уезде, также будущий член Азербайджанского Парламента – Гамдулла Эфенди Эфендизаде обеспечивал спокойствие и стабильность в Дивичинском участке уезда. (142)
В такой ситуации говорить о какой-либо эффективной борьбе революционных сил, представленных в Кубинском Совете рабочих, солдатских и матросских депутатов за установление единоличной власти в уезде, конечно же, не приходилось.

Впрочем, основная борьба, начиная с середины 1917 г. в Кубе шла не между двумя властными структурами, а в самом Совете, между большевиками и эсеро-меньшевиками, в котором первые никак не могли добиться большинства. Причину медленной «большевизации Советов» в азербайджанских уездах, в том числе и в Кубе хотя, отчасти и можно объяснить «сложным переплетением социальных и национальных взаимоотношений, трудностями борьбы против буржуазно-националистических и мелкобуржуазных партий и групп», (143) однако, сам факт преобладания даже в таком революционном органе как Советы сторонников более умеренной политической линии уже говорил о невосприятии, в целом, как политически активными, так и широкими народными слоями Азербайджана насильственных методов изменения власти и решения проблем. Тем не менее, большевики продолжали работу среди отдельных групп населения, в основном крестьян русских селений и солдат Кубинского и Кусарского гарнизонов. В июне 1917 г. по их инициативе в Кубе был создан Комитет Крестьянского Союза, призванный проводить работу среди крестьянства по защите своих интересов от помещиков и беков. (144) В конце августа с помощью этого Комитета, а также русских рабочих и солдат, большевики добились проведения перевыборов для реорганизации Совета. Однако, во вновь избранном президиуме Совета из 6-ти человек только трое оказались большевиками. Не удовлетворенные таким результатом, большевики в октябре 1917 г. вновь добились проведения заседания Кубинского Совета рабочих и солдатских депутатов, на котором «произошла острая идейная схватка между представителями большевиков и соглашательских партий. Соглашатели под сильным давлением трудящихся вынуждены были отступить. Меньшевистско-эсеровский исполком подал в отставку, был избран временный исполком Совета во главе с Г. Мусабековым, в составе которого преобладали большевики. Из большевиков в него вошли М.Н.Якубов, М.М.Мехтиев, Ю.М.Мамедов и др.». (145)

Однако, добившись большинства лишь в одной из ветвей власти в Кубинском уезде , большевики не были в состоянии контролировать не только весь уезд, или г. Кубу, а даже отдельные населенные пункты. В результате вся основная их деятельность в уезде свелась к организации профсоюза рабочих железной дороги на Хачмасской железнодорожной станции, создании по инициативе этого же профсоюза милицейской охраны железной дороги и проведению нескольких заседаний с участием русских крестьян, на которых принимались ни к чему не обязывающие резолюции «о поддержке Советской власти». Так, одно из таких заседаний состоялось 26-27 февраля 1917 г. в селе Еленовка Мюшкюрского участка, на котором участвовали крестьяне сел. Кусары, Николаевка, Петропавловка, Алексеевка, Михайловка, Борисполь, Новомихайловка, Шибякин и хутора Дружба. (146) А 12 марта 1918 г., руководствуясь главным лозунгом большевиков – добиться своих целей вооруженным путем, собрание «крестьян Кубинского уезда» приняло резолюцию уже со следующим содержанием: «1. Признавая единую Советскую власть, просим Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов оказать возможную защиту и покровительство. Дать наказ кубинскому уездному комиссару принять строгие и действенные меры к ограждению поселян и их имущества. Имея в виду недостаток личной боевой силы, просим Совет рабочих, солдатских и матросских депутатов дать нам эту реальную силу в полной боевой способности и тогда наша молодежь, способная носить оружие, вольется в эту организованную силу; 2. Просим Совет созвать, по возможности в скором времени, крестьянский уездный съезд от всех наций без исключения; 3. Все население, способное носить оружие, просим вооружить, дабы иметь возможность самообороняться».(147)
 От кого собирались «самообороняться» так называемые «крестьяне Кубинского уезда» в резолюции не уточнялось, однако сам документ уже выдавал намерение большевиков установить свою власть в Кубинском уезде вооруженным путем, заблаговременно вооружив для этих целей представителей из местного населения. Учитывая немногочисленность русского населения уезда, своих потенциальных сторонников, большевики стремились завоевать доверие и жителей других национальностей. Во второй половине марта 1918 г. Мешади Азизбеков, один из руководителей организации «Гуммет» и член Бакинского и Городского комитетов РСДРП(б), избранный в январе 1918 г. в комиссию по организации красногвардейских отрядов, прибыл в Хачмас, где провел совещание представителей большевистских организаций, в котором было отмечено важное стратегическое значение Кубинского уезда в обеспечении безопасности Баку. Большевиков якобы настораживало усиление движения горцев в Дагестане.(148) Несколькими днями позже в еврейской слободе города Кубы, «в квартире одного из активных организаторов Красной гвардии И.Ифраимова состоялось совещание большевиков, решившее ускорить создание красно-гвардейских отрядов». (149)
Все эти заседания и совещания с обсуждениями о необходимости вооружить как можно больше своих сторонников не были пустыми разговорами. Шла серьезная и планомерная подготовка к захвату власти большевиками, как в городе Баку, так и в уездах. Насколько было посвящено население Кубинского уезда в планы большевиков, сказать трудно. Но уже в начале марта 1918 г. года часть армянского населения Кубы стала поспешно продавать свои дома в городе, или же, поручив своим соседям-мусульманам присмотреть за их имуществом, переезжать в Баку.
Вскоре Бакинский Совет, во главе со Степаном Шаумяном, прис-тупил к осуществлению своих планов, которые, как показали последу-ющие события, не ограничивались лишь завоеванием власти. Мартовские трагедии 1918 г. в Баку стали первым этапом на этом пути.

* * *
В последние дни марта 1918 г. Бакинский Совет под лозунгом борьбы с «контрреволюционными элементами», (150) под которыми подразу-мевались национальные силы азербайджанцев во главе с партией «Мусават», начал крупномасштабную вооруженную акцию против мирного мусульманского населения г. Баку и его окрестных деревень, приобретшую характер погромов. Руководил всей этой военной операцией т.н. «Комитет революционной обороны», объявленный «высшим военно-политическим органом в г. Баку и его районах», в состав которого вошли большевики С.Г.Шаумян, Г.Корганов, П.Джапаридзе, И.Сухарцев, лидер правых эсеров С.Саакян и руководитель Бакинской организации партии «Дашнакцутюн» С.Мелик-Ёолчян. Единственным представителем азербайджанцев в этом комитете был большевик Н.Нариманов, который, в первые же дни «борьбы с контреволюционными элементами», пришёл в полную растерянность от ужасающих размеров зверств в отношении мирного азербайджанского населения. Так, в течении только одной недели, были зверски убиты более 12 тысяч человек, в основном, тюрко-мусульманского населения. Три дня этой недели – с вечера 30 марта по 2 апреля – особенно отличились массовым характером резни и грабежей. Подавляющую часть убитых составляли мирные жители, «рабочие и обездоленные слои населения, среди них тысячи женщин, детей и людей, неспособных носить оружие». (151)
Были также подожжены и разгромлены десятки тысяч домов в мусульманских кварталах, промышленные, гражданские, торговые объекты, принадлежащие мусульманам, а также ряд зданий, олицетворяющих собой социально-культурные и духовные центры азербайджанцев. Материальные убытки, причиненные мусульманскому населению города, только на основании известных следствию фактов, составляли примерно 400.000.000 руб. по старому исчислению. (152)
Обстоятельно не рассматривая такие вопросы, как предпосылки, хроника, характер и последствия мартовских событий, (153) следует подчеркнуть что, уже с момента начала кровавых событий, руководители и зачинщики мусульманских погромов во главе с С.Шаумяном, обозначили их как подавление «мятежа националистов из партии «Мусават» и идущих за ними контрреволюционных элементов», а уже в последующем – «гражданской войной». (154) Однако, как первое, так и второе определение характера мартовских событий не выдерживает никакой критики.
Отсутствие у азербайджанцев, в том числе и «националистов из партии «Мусават», накануне мартовских событий в Баку и его окрестностях сколь-нибудь крупных воинских формирований, способных поднять «мятеж» против 12-тысячной «Красной армии» противника, (155) подтверждался не только самим лидером партии «Мусават» Мамедом Эмином Расулзаде: «В мартовских событиях обвиняют «Мусават». Это было совершенно безосновательно, т.к. для объявления войны нужно было располагать хоть какой-нибудь физической силой, которой у «Мусават» не было» (156), но и другими участниками и свидетелями тех событий, а также первыми советскими исследователями, при всей своей тенденциозности, раскрывающими суть происходящих в марте 1918 г. событий: «...руководящее ядро партии «Мусават» не ожидало начала боя в день 18-го (30-го) марта... Мусаватские силы, находящиеся в районах, не были своевременно подтянуты к городу. Регулярных воинских частей у партии Мусават к этому дню в городе не было». (157)
Мартовские события 1918-го года, с десятками тысяч убитых и раненных из числа мирного населения, объединённого одной национальной принадлежностью, никак не укладывались и в ленинскую трактовку ведения гражданской войны, которую вождь большевиков определял как «наиболее острую форму классовой борьбы, когда с оружием в руках представители одного класса борются против другого класса». (158) Совершенно очевидно, что вооруженные армяно-дашнакские отряды (на 70 % тогда составившие Красную армию), учинившие резню мирных жителей, никак нельзя было охарактеризовать как «класс». Под понятие «класс» никак не вписывалось также многочисленное армянское население города Баку, возглавляемое Армянским Национальным Советом, сыгравшее огромную роль в подготовке и осуществлении азербайджанских погромов. Вероятно, что сам С.Шаумян, как «истинный русский марксист», понимающий это обстоятельство, и перед трагическими масштабами мартовских событий вынужденный дать хоть какое-то объяснение происходящему, признавался, что участие «Дашнакцутюн» «придало отчасти гражданской войне характер национальной резни». Однако он тут же оправдывался: «Но избежать этого не было возможности. Мы шли сознательно на это... Если б они взяли верх в Баку, город был бы объявлен столицей Азербайджана». (159)
Таким образом, произошедшая в марте 1918 г. трагедия в г. Баку, фактически – была запланирована большевиками, но осуществлена – большевистско-дашнакским тандемом.
Известный азербайджанский политический и общественный деятель, один из участников группы азербайджанской делегации, принявшей ультиматум большевиков с целью прекращения военных действий в Баку, впоследствии, ими же арестованный Али-Мардан бек Топчибашев по горячим следам событий очень тонко дистанцировал эти силы по их отношению к азербайджанцам: «Чудовищная по своей сути гражданская война привела к массовым грабежам и убийствам мирных мусульман, санкционированных большевиками со свойственной только им ненавистью и инстинктом разрушения. И претворялось все это с одной лишь целью – прийти к власти». И далее Али Мардан-бек делал важнейшее уточнение, раскрывающее суть происшедшей трагедии: « ...Неприглядную роль в этих событиях, повлекших за собой гибель мусульманского населения города, сыграло и непосредственное участие армянского элемента». (160)
Вместе с тем, всестороннее рассмотрение событий и документов того времени позволяет утверждать, что при всей важности и значимости для большевиков вопроса власти, армянский фактор в мартовский событиях, безусловно, явился определяющим.
То, что массовое физическое уничтожение азербайджанцев в мартовские дни 1918 г. не являлось собственно целью большевиков (или русских), подтверждается многими обстоятельствами, в том числе и активным участием одного из руководителей Бакинского Совета, большевика А.Джапаридзе и решающей ролью двух пехотных русских полков в прекращении боевых действий и дальнейших погромов. Русское командование и солдаты 36-го Туркестанского полка, умышленно задержанные при возвращении с фронта большевиками в городе, и не принимавшие участия в военных акциях против населения, категорически заявили, что если большевики не прекратят дальнейшего кровопролития, то они сами немедленно выступят против них. Хотя, в этом контексте речь шла о большевиках в целом, в реальности подразумевались дашнакские части, входившие в правительственные войска. Русские моряки-каспийцы, в начале обстреливающие из своих кораблей город, уже разобравшись в ситуации, также пригрозили Бакинскому Совету, что выйдут из его подчинения и «откроют стрельбу из пушек по армянской части города, если армяне не прекратят избиение мусульман». Возымело результат также «энергичное вмешательство председателя Исполнительного комитета Джапаридзе». (161)
В этом случае следует просто обратить внимание на национальный состав Бакинского Совета рабочих депутатов и легко выяснить, что ключевые позиции в руководстве Совета занимали так называемые «большевики» - армяне во главе со Степаном Шаумяном, или же лидеры крайне националистической армянской партии «Дашнак-цутюн», не говоря уже о составе руководившего всей этой «военной операцией» «Комитета революционной обороны», упомянутого выше, и наконец, командного состава действующей тогда Красной Армии. Необходимо уточнить, что если в вопросе разгрома азербайджанского национального движения, являвшегося серьезной политической силой в регионе, были абсолютно солидарны как большевики, из чисто классовых соображений, так и дашнаки, из чисто националистических, то в массовом истреблении азербайджанского народа были заинтере-сованы в первую очередь все армяне, без исключения. Здесь, излишне будет сказать, что для армян-большевиков этого разграничения не существовало.
Многое видевший и переживший 1905-1907-ые годы кровавых армяно-азербайджанских столкновений А.М.Топчибашев, будущий председатель Азербайджанского Парламента и глава делегации Азербайджанской Демократической Республики на Парижской мирной конференции, потрясенный масштабами кровавой мартовской трагедии, пытался понять истоки армянских бесчинств и жестокостей: «Что же все-таки послужило причиной событий?...Желание ли армян наравне с большевиками обладать властью или же замешанное на национальной почве чувство мести?» Не ответив сам на эти вопросы - «Историки в будущем раскроют всю правду» -, А.М.Топчибашев вместе с тем, очень точно определил суть мартовских событий и их последствий в судьбе азербайджанского народа: «...Основным резуль-татом бакинских событий стало окончательное установление и упрочение как в городе, так и в районе большевистского режима, что явилось своеобразным импульсом к началу планомерного уничтожения всего того пласта человеческих ценностей, которые составляют каркас человеческой цивилизации». (162)
История, однако, доказала, что «под шумок» «захвата власти» и установления «большевистского режима» армянское движение надеялось и пыталось превратить Баку в «армянский» город, что должно было стать очередным шагом к постепенному превращению Азербайджана в территориальную базу для будущей Армянской государственности.
Так, армянские националистические организации, в силу стремительно менявшейся политической ситуации в мире, потерявшие к концу 1917 г. надежды относительно создания «Великой Армении» на территории Турции, переключились на реализацию этой идеи в Закавказье, планируя включить в состав так называемого «Армянского государства» обширные территории с преимущественно азербайджан-ским населением. А это, в свою очередь, требовало осуществления за довольно короткий срок масштабных этнических чисток. В начале 1918 г. армяне приступили к осуществлению плана по выдавливанию азербайджанцев с их исконных земель, а к марту 1918 г. им уже удалось расчистить территории для еще не существующего армянского государства на юго-западе Закавказья – в Карсе, Эриванской губернии, Зангезуре, Гейче, ряде уездов Елизаветпольской губернии и в Карабахе, путем вытеснения, насильственного изгнания и массового истребления мирных жителей-азербайджанцев.
Добились армяне, отчасти, своей цели и в Баку, где после маартовских событий вся реальная власть оказалась в руках Бакинского Совета, переформированного 25 апреля 1918 г. в Совет Народных Комиссаров. Председателем Бакинского Совнаркома стал С.Г.Шаумян, а из 12 министерских постов половину занимали армяне, они же контролировали все важнейшие ключевые посты – председатель, внешние дела, армия и флот, военно-революционный комитет, железнодорожный и морской транспорт, Чрезвычайный Комитет, Госконтроль. Армянские формирования, осуществившие резню азербайджанского населения г. Баку и его окрестностей, также были переименованы в «советские войска», из которых организовали три бригады, под руководством все тех же армянских командиров - Амазаспа, подполковников Бек-Зурабяна и Арутуняна. Командиром корпуса был полковник Казарян, начальником штаба – полковник Аветисян. (163)
Под командованием этих военачальников и продолжилась дальнейшая армянская вакханалия в уездах Азербайджана, именуемая «установление Советской власти».

* * *
Почти одновременно с Бакинскими событиями 30 марта 1918 г. азербайджанские погромы начались и в Шемахинском уезде, к которым, как и в Баку, большевистско-дашнакские силы заранее подготовились. После вооруженного штурма, начавшегося на рассвете с артиллерийского обстрела спящего города, и последующих поджогов, разгромов, чудовищных зверств и жестокостей по отношению к ни в чем неповинному мирному азербайджанскому населению, город представлял собой настоящее пепелище. Была сожжена дотла вся мусульманская часть города, а также все дома азербайджанцев в армянском квартале, все 13 мечетей с укрывшимися в них людьми, все торговые и гражданские объекты, принадлежащие азербайджанцам. Из 5-ти тысяч домов в городе уцелело только 4-5 зданий, в том числе армянская и русская церкви.(164) Было убито более 8000 тысяч шемахинцев из 21.127 жителей-мусульман города. Все остальное азербайджанское население города спаслось бегством, став беженцами.
Погромы распространились и на селения Шемахинского уезда, всего в дни погромов было уничтожено и разгромлено 110 азербайджанских селения. Число только убитых во время нападений и в плену жителей селений Шемахинского уезда - составляло 10.341 человек, из них 4359 женщины и дети. (165) Число умерших от холода, голода и болезней во время многомесячных скитаний в горах, лесах, степи, и даже среди беженцев, заполнивших города и селения других уездов, намного превышало число убитых во время самих погромов, достигнув до несколько десятков тысяч.
Начало штурма г. Шемахи всего за несколько часов до аналогичных событий в Баку, свидетельствовало о координации из единого центра всех карательных акций большевистско-дашнакских сил против мирного азербайджанского населения в различных регионах Азербайджана.

* * *
Кубинский уезд стал третьим азербайджанским регионом, где большевики решили распространить свою власть, установленную после кровавых мартовских событий 1918 г. в Бакинском и Шемахинском уездах. Однако, условия в Кубе были несколько отличными от Баку и Шемахи. Как следует из приведенного выше обстоятельного историчес-кого обзора, армянский элемент никогда не играл какой-либо заметной роли в социально-политической и экономической жизни г. Кубы и территорий, входящих некогда в состав Кубинского ханства и одноименного, впоследствии, уезда. К 1918 г. малочисленное армянское население, проживающее частично в г. Кубе, и компактно, в 2-3-ех армянских деревнях, хотя и имело свои церкви, духовные школы и т.д., однако, за отсутствием влиятельной элиты в кругах местной знати и более, или менее зажиточной прослойки в обществе, почти не было представлено в административно-управленческой и общественной туре города и уезда, основные посты и чины в которых принадлежали русским, азербайджанцам, татам, лезгинам и евреям.
Позиции кубинских большевиков, представленных в Кубинском Совете рабочих и солдатских депутатов, как уже говорилось выше, также не были достаточно сильны, чтоб стать опорой в деле новления новой Советской власти. Реальную власть в Кубинском уезде в это время официально представлял Исполнительный комитет общественных организаций, признающий власть Закавказского Сейма, недавно ликвидировавшего Закавказский Комиссариат.
Эти ли обстоятельства, или, все же, присутствие какой-то исторической закономерности, каким-то причудливым образом послужило тому, что Бакинский Совнарком, как и русское царское правительство в свое время, решил вначале подчинить этот уезд мирным путем, т.е. предложить кубинцам добровольно признать власть большевиков. Весьма примечательно, что на роль «главного переговорщика» был избран, фактически, совершенно случайный в политических кругах бакинских большевиков человек, некто Давид Александрович Геловани. 30-летний отпрыск грузинских князей, социал-демократ – меньшевик по убеждениям, сосланный за свои политические убеждения на каторгу и освобожденный после Октябрьского переворота, студент-медик из Москвы, приехавший в начале 1918 г. на Кавказ, чтобы повидаться с родственниками, не смог выехать обратно в Россию и «очутился в Баку без дела». Как он вышел на руководство бакинских большевиков, сыграл ли здесь решающую роль грузинский фактор, не известно, однако сам А.Джапаридзе предложил ему пост инспектора милиции.(166) По утверждению самого Геловани, будто он, направленный сразу же после мартовских событий в Баку на выполнение совершенно другого задания, только по стечению обстоятельств оказался во главе 2-х тысячного эшелона солдат, в основном армян, неизвестно куда направляющегося по Хачмасской железной дороге, и именно этот «эшелон» поручил ему, как «нейтральному лицу», предъявить ультиматум кубинцам о признании власти большевиков. (167)
В отличии от Геловани, жители населенных пунктов вдоль железной дороги безусловно понимали назначение данного эшелона: «По дороге мусульманское население, видя приближение эшелона, покидало селение и убегало. Я останавливал мусульман и уговаривал их оставаться на местах, так как опасность им не угрожала». (168) Кубинцы также были хорошо осведомлены о происходящих кровопролитных столкновениях в Баку и Шемахе, и о насилиях, учиненных над мусульманским населением городов и деревень этих уездов армянскими солдатами. Многие кубинцы-мусульмане, проживающие в Баку, спасаясь от бесчинства армян, переезжали с семьями в Кубу, рассказывая во всех подробностях о случившихся событиях и об их трагических последствиях. Вместе с тем, действия отдельных кубинских мусульман, решивших наказать местных армян в отместку за содеянное их соплеменниками в Баку и Шемахе, выразившееся, всего лишь в нападении и ограблении нескольких армянских домов, были быстро предотвращены городскими властями и мусульманским обществом, правда, немного причудливым образом. Так, опасаясь за жизнь нескольких десяток армян (от 40 до 200), проживающих в г. Кубе, мусульмане решили изолировать их, и поместили в городскую тюрьму, установив надежную охрану. «Заключенных» хорошо кормили, соседи-мусульмане навещали их, приносили с собой еду, присматривали за их домами и имуществом. Положение в городе было настолько спокойным и подконтрольным, что первый «предвестник» Советской власти, прибывший в Кубу – Давид Александрович Геловани тут же «освободил» армян, решив, что им никакая опасность не угрожает. (169)
Однако опасность угрожала уже всему городу в случае непринятия ультиматума о признании и подчинении Советской власти, предъявленного тем же Геловани.
Как ответили на этот ультиматум сильно напуганные Бакинскими и Шемахинскими событиями кубинцы, которым на размышление было дано всего 2 часа под угрозами «снести город, в случае отказа», нетрудно догадаться. Кубинцы приняли ультиматум и ровно 8 дней прожили при Советской власти. Это кратковременное событие, впрочем, сразу отразилось на страницах газет бакинских большевиков, где указывалось, что 23 апреля в Кубе на городской площади была торжественно провозглашена Советская власть и «трудящиеся с огромным воодушевлением отметили это событие». (170) В тот же день был создан Кубинский уездный революционный военный комитет (реввоенком). «Политзаключенные (?) были освобождены из тюрем». На местную буржуазию была наложена контрибуция в сумме 1 млн. руб.(171) Геловани объявил себя Кубинским уездным комиссаром.
Следует отметить, что накануне этих событий какой-либо верховной власти в Кубе, кроме городской главы и низших административных органов, не существовало. Комиссар уезда Али бек Зизикский, вскоре после мартовских событий в Баку и Шемахе вместе со своими отрядами выехал из Кубы и совместно с отрядами Наджмеддина Гоцинского, пришедшими на помощь азербайджанцам из Дагестана, в это время воевал на подступах к Баку с большевистко-дашнакскими войсками с целью освободить город и его мусульманское население. (172)
Не обладая возможностью оказать какое-либо сопротивление прибывшим военным формированиям, тем не менее, Кубинское общество достаточно серьезно отнеслось к перспективе установления Советской власти, о чем свидетельствуют действия видных представителей города, еще до предъявления им ультиматума, пожелавших ознакомиться с «ее учением». Осведомленные о нахождении близ Кубы вооруженного интернационального отряда Геловани, состоящего в основном из армян и нескольких человек русских и евреев, кубинцы послали также интернациональную делегацию из представителей мусульманской, русской и еврейской общин города на ст. Хачмас, где стоял отряд большевиков. Делегаты хотели узнать цель приезда отряда, после чего попросили пропустить их в г. Баку, чтобы они «ознакомились с программой большевиков на предмет того, приемлема ли она для них или нет». Убежденный социал-демократ-меньшевик Геловани отнесся к желаниям кубинцев весьма понимающе, сам же посоветовал им поехать в Баку и выяснить этот вопрос с «главарями большевиков». (173) Однако, не подождав «добровольного» признания кубинцами большевистской власти, он через два дня со своим вооруженным отрядом из 187 солдат занял город и поставил кубинцев перед фактом. Вместе с тем, убедившись в мирных настроениях мусульманского населения, Геловани решил, все же, «в общих чертах ознакомить Кубинских представителей с идеями большевизма». Для этой цели в Кубинской мечети было созвано собрание – «меджлис», куда были приглашены видные представители мусульманского общества Кубы и высшие духовные лица, как шиитского, так и суннитского толка – Молла Гаджи Баба Ахунд-Заде и Абдурахман Эфенди Имам. Позже Молла Гаджи Баба Ахундзаде указывал, что его и А.Эфенди Имама привели на этот меджлис силой и заставили вместе с другими признать власть большевиков, отрицая утверждение Геловани о том, что оба духовных лидера кубинцев, выслушав доклад об «основах большевизма», сочли их вовсе не противоречащими шариату. (174) Вместе с тем, исходя из свидетельств самого Геловани, не вызывающих в этой части сомнений, обсуждение «основ большевизма» кубинцами, наверняка, сопровождалось вполне серьезной дискуссией: «Я в общих чертах ознакомил обоих с главными основами большевизма, и оба они высказали мнение, что учение большевизма нисколько не противоречит шариату, и когда член собрания (меджлиса) Оруджев, ныне следователь г. Кубы, спросил их: «а если мы будем отнимать землю у крупных помещиков, то допустимо ли это с точки-зрения Шариата ?», после некоторого раздумья Абдурахман Эфенди ответил: «Шариат не допускает насилия, но если это произойдет мирным путем, то это даже желательно, потому что те, которые имеют много земли, заставляют других работать, и этим грешат». Гаджи Баба Ахунд согласился с этим мнением. Оба они высказывали свое мнение свободно, без давления и насилия над ними». (175)
Как бы то ни было, кубинскому мусульманскому духовенству, силою вовлеченному в решение политических вопросов, еще пред-стояло открыто выразить свое отношение по поводу происходящих событий в Кубе, и встать на защиту своих единоверцев.
Как долго могла длиться Советская власть в Кубе во главе с уездным комиссаром Геловани - неизвестно, поскольку, опять же, по исторически сложившимся традициям, в дело вмешались непокорные горцы – вооруженные лезгины из окружных селений, не принявшие и не признавшие новую власть. После трехдневных ожесточенных боев лезгинским ополченцам удалось прогнать первую «команду» большевиков из города.
Были ли сами кубинцы инициаторами «освободительной» операции лезгин? По свидетельству многих горожан, вступление лезгин в город было для них неожиданностью и они в перестрелке не участвовали. Это последнее утверждает и Геловани, подчеркивающий, что кубинцы на них не нападали, хотя это не помешало им расстрелять 27 кубинцев, якобы вышедших на встречу лезгинам. (176)
Вооруженное столкновение между лезгинами и отрядом Геловани, получившим подкрепление «из Хачмаса в количестве 150 человек с 2 пушками - исключительно армян, под начальством поручика Агаджанянца» (177) - по сути можно назвать первым и последним сражением «за установление Советской власти» в Кубе, которую «приверженцы идей большевизма» в лице армян, нескольких русских и еврейских солдат во главе с грузинский князем – меньшевиком, проиграли. Обе стороны понесли жертвы, у лезгин было убито 200 человек, погибло также 70 человек из числа мирного населения. «При отступлении отряд Агаджанянца сжег Бульварную улицу и убил на Базарной улице 16 человек, на Камендантской – 7 человек, в черте города около старой тюрьмы – 35 человек. Отступая, большевики подожгли здания Уезд-ного Управления, Городской Думы и Мирового отдела и покушались поджечь Джума-мечеть». (178)
Несмотря на «политический» характер этого первого боя «гражданской войны», участие в ней армян и предпринятые ими действия при отступлении, придали ему уже «националистический» оттенок. Так, уход большевиков из Кубы ознаменовался тем, что «с ними ушли все русские чиновники, за исключением следователей Мануйлова и Эсмана, аптекари и все армяне». (179) Этот момент упоминается во многих свидетельствах кубинцев, и в некоторых из них подчеркивается, что Геловани «обходил все дома и забирал русских и армян, и увел с собой». Сам Геловани утверждал, что это Агаджанян – руководитель армянского отряда «собрал все христианское население Кубы, в большинстве армян, чтобы вывести их из Кубы», что представляется также достоверным, учитывая последующие его свидетельства: «Мы начали отступление. Я шел с отрядом впереди. Его (Агаджаняна) солдаты бежали, оставив беженцев. Должен заметить, что беженцы просили солдат-армян, чтобы они не стреляли в лезгин. Часть беженцев была уведена моим отрядом, а часть осталась возле сада Леонтьева, где их вырезали лезгины».(180) В перестрелке из числа «ушедшего» или насильно «выведенного» армяно-большевистским отрядом христианского населения, несколько русских, евреев и армян, в том числе русский и армянский священники, были убиты. «Трупы некоторых убитых большевики забрали с собой, остальные остались на месте. Чьими выстрелами они были убиты – большевиков или лезгин установить было невозможно». (181)
На передышку кубинцам было отпущено всего две недели. 1 мая 1918 г. в г. Кубу с трех сторон вступил состоящий исключительно из армян 3-х тысячный отряд под командованием Амазаспа.
О том, как вновь стали «утверждать Советскую власть» в Кубе и в его уездах батальоны Амазаспа свидетельствуют сами кубинцы: «1 мая 1918 года утром упомянутый отряд под начальством известного дашнакцакана Амазапса и его помощника Николая, состоявший исключительно из армян, окружив город, начал обстреливать его из пушек, пулеметов и ружей. Произошла страшная паника и смятение. Отряд беспрепятственно вступил в город», который сразу же был разделен на четыре части и в каждой части были созданы штабы: первый штаб находился возле сада Леонтьева, второй - в ограде армянской церкви, третий – на горе, возле мусульманского кладбища и четвертый, центральный, на горке Еврейской слободки.(182)
«Занятие города сопровождалось избиением мусульманского населения и всякого рода насилиями над ним... В первый же день было убито 715 мусульман в нижней части города, большинство женщин и детей. На второй день в 1-й и 2-й части города было убито 1012 человек, преимущественно мужчин из бедного населения и персидских подданных.... Имущество мусульман расхищалось. По подсчету, сделанному общественными деятелями, было похищено в гор. Кубе отрядом Амазаспа: четыре миллиона рублей наличными деньгами, золото, золотых вещей и драгоценных камней на четыре с половиной миллиона, разного товара и съестных припасов на двадцать пять миллионов рублей. Кроме того, отряд Амазаспа сжег сто пять домов и построек в гор. Куба. Также сожжены дома, в которых помещались мусульманские учреждения. От поджогов потерпевшие понесли убытков на сто миллионов рублей». (183)
То, что отряд Амазаспа выполняет не политическую задачу, то есть, установление новой власти, а сугубо карательную миссию, не вызывало сомнений ни у кого. «Армяне при самом вступлении беспощадно и жестоко стали убивать мусульман, женщин и детей. Убив всех, которые находились на улицах и площадях, они врывались в дома и убивали целые семьи, не щадя грудных младенцев. Неубранные трупы валялись на улицах, в домах и разлагались. Армяне свирепствовали и напивались мусульманской кровью несколько дней».(184)
На неоднократные обращения городского главы к Амазаспу с просьбой о разрешении хоронить трупы, были получены отказы. Лишь на четвертый день глашатаи-армяне призвали мужчин-мусульман выйти с белыми повязками на рукавах и хоронить трупы убитых. Многие жильцы города вышли на этот призыв, но после того как никто из них не вернулся, так как все они были расстреляны, народ опять попрятался. Трупы оставались на улицах до ухода армян, т.е. 9 дней.(185)
Сам Амазасп также не скрывал карательный характер действий своих войск. На четвертый день своего приезда в Кубу он собрал кубинцев на площади возле мечети и обратился к ним приблизительно со следующей речью: «Я родом из Эрзерума. Долгое время воевал с турками. Я герой армянского народа и защитник его интересов. Я прислан сюда советской властью с карательным отрядом, чтобы отомстить вам за смерть тех армян, которые были убиты здесь две недели назад. Горе вам будет тогда, когда я завтра подымусь на гору (при этом протянул руку в сторону горы, на которой стояли пушки). Завтра я подымусь на гору и начну бомбардировать город, который снесу до основания. Сейчас у меня идет бой с селениями Дигях и Алпан. Затем перейду в сел. Ючкюн и Кимил, оставив вас в огне, дойду до Шах-Дага и тогда вы «прикусите», хорошо ли убивать армян или нет. Я прислан не для водворения порядка и установления советской власти, а для отмщения вам за убитых армян». (186) Все свидетели-кубинцы, участвовавшие на этом собрании возле мечети, подтверждают именно такое содержание речи Амазаспа, передавая ее в разных интерпретациях. Наглое откровение Амазаспа было своего рода ответом и на жалобы городского главы А.Алибекова о бесчинствах армянских войск против мирного населения, и особенно на слова духовного лидера кубинских мусульман-шиитов Молла Гаджи Баба Ахунд-заде, отвергшего протянутую руку Амазаспа: «Это не власть, вы не большевики, вы жулики, убийцы, насильники и грабители. Мы вам не сопротивлялись. За что же вы убили столько людей и продолжаете убивать?». (187)
Красной нитью в речи Амазаспа перед кубинцами проходили слова: «Нам приказано было уничтожить всех мусульман от берегов моря (Каспийского) до Шах-Дага, как это было сделано в Ширване (Шемахе), и жилища ваши сравнять с землей за убитых вами и турками наших братьев – армян».(188) Кто же дал столь варварский и кровожадный приказ Амазаспу, который и сам без всяких приказов был готов зверски расправиться с каждым мусульманином – тюрком ? Безусловно, многотысячный армянский отряд Амазаспа был послан в Кубу Бакинским Советом, возглавляемым Шаумяном, и именно, с карательной целью. Этот, известный из многих источников и истори-ческих документов факт, неоднократно подтверждался как самими кубинцами, так и представителями противоположного лагеря. Отноше-ние Шаумяна к Кубинским событиям было наглядно продемонстри-ровано в его разговоре с городской главой г.Кубы А.Алибековым. Отправившись в Баку после ухода армян из Кубы с целью выяснить «у главарей большевиков Шаумяна и Джапаридзе, действительно ли Советы послали в Кубу карательный отряд под начальством Амазаспа и подробно сообщить им о действиях отряда в Кубе», А.Алибеков далее свидетельствовал: «Шаумян выслушал меня с улыбкой на лице и сказал, что мусульмане и турки убили сотни тысяч армян, а когда армяне убили в Кубе двух мусульман, то мусульмане жалуются и проливают слезы. Джапаридзе отнесся к моей просьбе серьезно, сказал мне, что Советы карательный отряд не посылали». (189)
Д.Геловани также называл Шаумяна, как инициатора отправления карательного отряда в Кубу: «В отряде Амазаспа не было ни одного русского, были одни армяне, все до последнего дашнакцаканы. Сам Амазасп ярый дашнакцакан. Полагаю, что карательный отряд был направлен в Кубу по желанию Шаумяна, но выбор войск зависит от военного министра Корганова».(190) Представляет также определен-ный интерес свидетельство одного кубинца, которому «один армянин-товарищ Амазаспа из Константинополя, сказал, что они пощадили многих мусульман за то, что Молла Гаджи Баба спас много армянских женщин и даже говорил, что Шаумян приказал им беспощадно уничтожать всех мусульман, но ради Моллы Гаджи Бабы они этого не делают». (191)
Тут возникает еще один вопрос: кем или же по-какой причине были остановлены бесчинства армян во главе с Амазаспом в Кубе? Действительно ли сыграл какую-либо роль в деле спасения остальных кубинцев от неминуемой кровавой расправы Молла Гаджи Баба Ахундзаде, духовный лидер кубинских мусульман-шиитов, вновь оказавшийся в гуще событий, которому Амазасп, по свидетельству горожан, якобы оказывал знаки уважения и у которого даже «просил прощения за содеянное зло», оправдываясь, что «во время войны такие явления неизбежны»? (192) Сам Молла Гаджи Баба Ахундзаде, уехав-ший после этих событий из Кубы в Баку, отрицал всякие утверждения кубинцев, приписывающих ему те или иные действия или слова, в том числе о спасении армянских женщин и составлении списка изнасилованных армянами мусульманских женщин и девушек. (193)
Однако из свидетельств Геловани следует совершенно другое предположение, позволяющее назвать имя человека, быть может действительно ставшего причастным к прекращению Кубинских трагедий. Человека этого звали – Мир Джафар Багиров.
* * *
Будущий «хозяин» Азербайджана, долгие годы занимавший пост первого секретаря ЦК Азербайджанской Компартии, безусловно один из выдающихся кубинцев, вошедших в историю Азербайджана, по воле обстоятельств стал если и не главным, то достаточно заметным лицом во время кубинских событий в апреле-мае 1918 г. Его имя, сопровождаемое определениями «большевик», «ярый большевик-кубинец», «местный большевик», часто упоминалось как кубинцами, так и Геловани. Сам М.Дж.Багиров в автобиографии, написанной в начале 1923 г., в бытность его председателем Государственного Политического Управления (ГПУ) Азербайджанской ССР, также, подробно описал ситуацию в уезде накануне и в дни кубинских погромов, в том числе и обстоятельства, приведшие его в лагерь погромщиков. Безусловно, многие моменты из того, что писал сам М.Дж.Багиров, и что было, или стало известно по другим документам, не совпадают, или же исключают друг друга. Кубинские страницы биографии Багирова, пожалуй, самые запутанные, во многом им самим, и не самые светлые в его жизни. Но, не углубляясь в детали начала его политической карьеры как большевика, красочно описываемые им в своей биографии, и не всегда соответствующие истине, следует отметить, что к началу кубинских событий, он действительно, был уже с большевиками. Мало того, если исходить из этого же документа, то, чуть ли не он является инициатором попытки захвата власти в Кубе во главе с Геловани: «Передо мною стояла задача во чтобы-то ни стало пробраться в Баку, обрисовать положение в деталях в Кубинском уезде и просить санкцию на захват власти, но эта задача была очень трудная и мне чуть не пришлось поплатиться жизнью. Тогда я решил вернуться обратно в Кубу и без всякого ведома центра захватить власть, в надежде, что лучше быть ответственным перед своими товарищами впоследствии, чем дать возможность Зизикскому и Гоцинскому на обратном пути из Баку укрепиться в Кубинском уезде. Это я и сделал. Но в тот же день дал телеграмму в Баку и это обстоятельство помогло общему ходу гражданской войны в Бакинской губернии тем, что Зизикский не только не мог укрепиться в Кубинском уезде, даже не мог показать свой нос там, и вместе с Гоцинским удрал в Дагестан, где, получив подкрепление, готовился к майскому нападению на Кубу. Сейчас же, как только открылась дорога между Баку и Кизил-Буруном, я связался с авангардом Бакинской Красной гвардии в лице товарищей Георгием Стуруа, Артаком (Стамбулянц), Барским, которым подробно обрисовал все, и которые мне посоветовали, как представителя центра, взять в Кубинский уезд некоего Геловани...» (194)
Кстати, здесь же М.Дж.Багиров отмечал, что Геловани «впослед-ствии оказался провокатором», однако, не раскрывал причины столь серьезного обвинения. (195)
Весьма примечательно, что сам Геловани о своей первой встрече со столь вроде заметным лицом, ставшим его заместителем, не упоминает вовсе, отмечая, в общем, что еще будучи в Хачмасе к нему «прибыла другая делегация, которая прочно называла себя больше-виками», и только однажды называет его имя: «Джапаридзе получил телеграмму, подписанную кубинцем Мир Джафаром Багировым, б. моим помощником». (196)
Как бы то ни было, по свидетельству кубинцев, именно «кубинец-мусульманин, ярый большевик» М.Дж.Багиров вместе с Геловани и «с двумя евреями» предстал перед своими земляками, когда им был предъявлен ультиматум с требованием признания Советской власти в Кубе.(197) Далее кубинцы не раз видели Багирова в компании большевиков из отряда Геловани: то в его квартире местные мусульмане платили местным армянским воротилам, чтобы они не сжигали их дома,(198) то «на девятый день все награбленное у мусульман имущество было погружено на подводы и вывезено из города из дома Багирова под наблюдением Айрапетова» и т.д.(199) Кстати, последний эпизод подтверждал и сам М.Дж.Багиров, правда в другой интерпретации: «После недельного необузданного гуляния по Кубинскому уезду, отряды Амазаспа забрав все ценности Кубинского уезда двинулись в Баку. Мне удалось чуть ли не стоять на коленях и вырвать у него кое какую домашнюю обстановку для хозяев сожженных домов. Это было взято и собрано в склад для раздачи». (200)
Но, еще до нашествия Амазаспа, М.Дж.Багиров, совместно с Геловани организовывают в г. Кубе и в ближайших селениях револю-ционные комитеты-ревкомы, «устанавливают нормальный порядок», захватывают уездные учреждения, приступают к организации местной Красной Гвардии, вызывают дружину под руководством Оганесова. (201) Однако, наступление лезгинских отрядов прерывает дальнейшие мероприятия по установлению Советской власти в Кубинском уезде. Здесь следует подчеркнуть, что в отличие от кубинцев, единогласно указывающих, что в город вступили «лезгины из соседних сел», М.Дж.Багиров называет конкретное лицо, а именно, имя Али бека Зизикского, как организатора «нападения на Кубу». Им же приводятся данные о числе погибших во время 3-х дневного боя: «около 200 убитых бойцов и около 1500 разрубленного и зарубленного совершеенно невинного мусульманского населения (русских, армян, евреев и т.д.)», (202) которые сильно разнятся с теми, что приводил городской глава Али Аббас-бек Алибеков: 200 убитых лезгин, 70 человек из мирного населения. (203).
Бесусловно М.Дж.Багиров не мог после этого остаться в городе. Если исходить из его же автобиографии, начиная с 1917 г. местная кубинская элита, включая духовенство, его и так особенно не «жаловала», якобы из-за его революционной деятельности и приверженности к большевикам: «Против меня велась агитация в самом бессовестном виде, описывая меня в глазах крестьянства, как шпиона Бакинских армян и как изменника вере и нации. Дело доходило до того, что пользующиеся большим влиянием два духовных вождя Кубинского уезда ... Абдул Рагим Эфенди и Гаджи Молла Баба Ахундов дали приказ о моем расстреле». (204)
Если эти слова соответствовали действительности, то духовные вожди Кубинского уезда могли предать его «анафеме» только из-за его действий во главе бандитского отряда, созданного им из «вернувшихся фронтовиков евреев, частью русских..., и из некоторых мусульман,... с уголовным прошлым». Отряд этот первым делом «разгромив оружейный цейхгауз бывшего уездного политического управления, и таким образом добившись оружия», стал «где только представлялось возможным убивать беков и их приверженцев». В своей автобиографии эту банду М.Дж.Багиров называл «летучим отрядом», который вел борьбу с «контрреволюционнными элементами Кубинского уезда».(205) Однако, когда в 1956 г. М.Дж.Багиров предстал перед судом, история с этим отрядом также всплыла в материалах следственного дела, где указывалось, что т. н. «летучий отряд» не имел ни какого отношения к революционной деятельности, а являлся обычным бандитским формированием. Сам М.Дж.Багиров отрицал как факты нападения на оружейный склад, так и убийства отрядом беков и их подручников. (206)
Следственными материалами опровергался и факт вступления М.Дж.Багирова в 1917 г. в партию большевиков. Напротив, указы-валось, что после февраля 1917 г. М.Дж.Багиров был назначен комис-саром второй (еврейской) части города Кубы, и назначение это было сделано ни кем иным, как Али беком Зизикским, главой администра-ции Кубинского уезда – уездным комиссаром Временного правитель-ства России. А с мая - по ноябрь 1917 г. он работал помощником уездного комиссара, т.е. все того же А.Зизикского. (207)
Выдвижение «с первых же дней февральской революции молодого народного учителя комиссаром еврейской части Кубы», (208) т.е. «в число одного из руководителей Кубинского уезда, было связано с добрым отношением к нему А.Зизикского. Ни о каком большевизме в этот период не может быть и речи. И все же пути Зизикского и Багирова ....разошлись ....на рубеже 1917-1918 гг...», когда А.Зизикский перешел «на позиции борьбы с большевизмом и антинациональным режимом Бакинского Совета», М.Дж.Багиров же «в этот момент пытался взять на себя роль представителя центральной власти, которой была в его глазах власть Бакинского Совета». (209)
Отсюда становиться ясным, почему после занятия Кубы отрядами А.Зизикского в конце апреля 1918 г. помощник председателя Кубинского Ревкома М.Дж.Багиров не мог оставаться в городе. «Так, М.Дж.Багиров невольно оказался в одной связке с выступающими под красным знаменем Бакинского большевистского правительства армян-скими националистами. Это привело, пожалуй, к самой позорной странице его биографии». (210)
Дальнейшее описание событий М.Дж.Багировым, раскрывая обстоятельства его вхождения в отряд Амазаспа, одновременно является и важнейшим свидетельством о назначении самого этого отряда: «... под прикрытием, прибывшим из Петровска чисто дашнакского отряда, мы отступили на линию железной дороги… Мы решили отступить в Дербент. По прибытии туда мы встретились с возвращающимися туда с Северного Кавказа эшелонами товарища Нанейшвили. После совещания решили двинуться в Баку для реорганизации разбитых отрядов и нового наступления на Кубу… С большим трудом нам удалось добраться до Дивичи. В это время показались 4 эшелона со стороны Баку, в которых оказался знаменитый отряд одного из лидеров Дашнакцутюна Амазаспа, который объявил, что по приказу центра, именно, товарища Шаумяна, двигаются в Кубу для снесения последней с лица земли. Но они для присутствия просили у товарища Нанейшвили представителя нашей партии. Хотя чрезвычайным комиссаром при Амазаспе был эсер Белунц (скорее ярый дашнак). После долгих раздумий товарищ Нанейшвили предложил мне поехать с ними. Я в категорической форме отказывался, ибо заранее предвидел, что может сделать этот отряд». (211)
Таким образом, не только рядовые кубинцы, но, в данном случае и «представитель партии» большевиков подтверждает, что отряд Амазаспа был отправлен в Кубу, именно, с целью полной расправы над мусульманским населением по приказу центра, а конкретно – Степана Шаумяна.
Здесь встает вопрос – мог бы М.Дж.Багиров, будучи большевиком, но, одновременно и мусульманином, и кубинцем, хоть как-то повлиять на ход событий? Вероятнее всего, что нет. Сам М.Дж.Багиров позже признавался: «К великому моему сожалению, против моей воли мне пришлось быть свидетелем той кошмарной картины, которая была в Кубе. Не говоря о том, что я не мог никакой существенной помощи оказать невиннной части населения от зверских действий дашнаков, но даже я не мог спасти своих родственников. Были зверски штыками заколоты дядя мой, старик лет 70, Мир Талыб, сын его – Мир Гашим, зять Гаджи Эйбат и ряд других моих родственников».(212) Привлекает внимание еще одно замечание М.Дж.Багирова, то ли сделанное им для своего оправдания в будущем, то ли, действительно, имеющее под собой основание: «Между прочим т.Нанейшвили взял честное слово при отправлении меня с отрядом Амазаспа в Кубу у его заместителей..., что я буду находиться под их покровительством, а я же, в свою очередь, взял слово у Виктора Нанейшвили, что я иду не по своей воле...». (213)
По своей воле, или нет, однако М.Дж.Багирову пришлось пережить Кубинскую трагедию вместе со своими земляками, хотя и находясь в противоположном лагере. Вместе с тем, какую-то попытку, если даже и не для предотвращения, то хотя бы для прекращения «той кошмарный картины» М.Дж.Багиров все же предпринял, о чем позже свидетельствовал Д.Геловани: «Джапаридзе получил телеграмму, подписанную кубинцем Мир Джафаром Багировым, б. моим помощником, в которой сообщалось, что кубинцы просят меня прибыть в Кубу для спасения их, так как Амазасп сжигает и убивает на все стороны. Джапаридзе предложил мне поехать в г. Кубу. Я согласился и, получив широкие полномочия, приехал. Я обратился к Амазаспу с упреками за то, что он здесь наделал. Он и комиссар при отряде Велунц ответили мне, что сожгли город и перебили друг друга сунниты и шииты, которые затеяли между собой войну. Я им не поверил и предложил Амазаспу уехать из Кубы со своим отрядом. Он сначала колебался, но потом заявил, что уедет, и действительно, на девятый день своего здесь пребывания, уехал со всем отрядом. Вслед за ним уехал и я». (214)
Сам М.Дж.Багиров не упоминает вторичного возвращения Д.Геловани в Кубу, однако, признает факт отправления им телеграммы на имя Джапаридзе. На этот раз он остается в городе, видимо, в надежде на то, что его позиция, по отношению к содеянному отрядами Амазаспа, найдет соответствующее понимание. Однако, приехавший через 4 дня после ухода Амазаспа из Кубы «Чрезвычайный уполномоченный от Алешы Джапаридзе тов. Левон Гогоберидзе» не считает нужным даже выслушать его, напротив, обвинив его и четырех его людей в соучас-тии в кровопролитии, арестовывает. В городе вновь организовывается Ревком во главе с Чураевым, состав которого становится уже «грузинским», благодаря партийным работникам и офицерам – грузинам, присланным Джапаридзе. Новый Ревком приступает к переговорам с А.Зизикским, находящимся в это время в Кусарском участке Кубинского уезда, о сотрудничестве, на что получает от последнего отказ. М.Дж.Багиров же «как обвиняемый, ждавший своей дальнейшей участи...сидит под надзором...и пишет подробное письмо лично Степану Шаумяну».(215) О содержании письма находившийся под арестом М.Дж.Багиров не упоминает, однако получив сведения якобы о новом готовившемся нападении на Кубу, «скрываясь всюду, чтобы не попасть в руки Гамдуллы Эфендия и Али бека Зизикского» и без разрешения Гогоберидзе», тайно убегает из Кубы и приезжает в Баку.(216) После этого, вплоть до установления Советской власти в Азербайджане в 1920 г. М.Дж.Багиров в Кубу не возвращался.
Как сложились дальнейшие отношения М.Дж.Багирова со своими кубинскими знакомыми, и вообще со своей «малой родиной» в после-дующие годы, когда он делал стремительную карьеру, и, наконец, в 1932 г. стал, практически, «хозяином» республики, возглавив ЦК КП (б) Азербайджана, - тема отдельного разговора. События 1918 г. со временем вроде ушли в прошлое, став не очень «удобной» темой, тем более что между армянским и азербайджанским народами воцарились мир и дружба «на веки веков».
Однако, спустя почти 30 лет кубинские события 1918 г., вновь всплыли на поверхность, причем с помощью того же Мир Джафара Багирова, и нигде нибудь, а в его заключительной речи на XYII съезде КП(б) Азербайджана, проходящим 25-28 января 1949 г. в Баку. Поводом для этого послужило «оживление дашнаков», как за рубежом, так и внутри страны. И если «в антисоветской работе дашнаков за рубежом особое место занимало их «требование» об увеличении территории Советской Армении прежде всего за счет Советского Азербайджана и Советского Грузии» (217) то внутри страны это проявлялось в издании книг и публикаций с откровенно анти-азербайджанских позиций.
«Законное возмущение партийного актива и широкой общественности Азербайджана» вызвал выход в свет романа некоего Георгия Холопова (Халапяна) «Огни в бухте», что заставило М.Дж.Багирова обратиться по этому вопросу в ЦК ВКП(б), Маленкову Г.И. Автор, «написав о Баку, столице Азербайджана, преднамеренно исключил из романа азербайджанский народ, провокационно изобразил его персонажи – говорилось в письме Багирова. - Из фигурирующих в романе азербайджанцев нет ни одного положитель-ного образа, подлинного героя в борьбе за нефть». Центральной же фигурой книги, посвященной С.М.Кирову, известному советскому государственному деятелю, в 1921-1926 гг. возглавившему партийную организацию Азербайджана, являлся некий Тигран - «беспризорник, продавец папирос, чистильщик сапог, подавальщик в кабаке, посетитель ночлежек, воровских притонов, после случайной встречи с Кировым на второй же день становится его шофером, самым близким и доверенным человеком, по утверждению автора, «любимцев С.М.Кирова». (218)
Автор книги – Г.К.Холопов (Халапов-Халапян) армянин, уроженец гор. Шемахи, проживал в Ленинграде, куда переехал из Баку в 1930 г., однако часто приезжал в Баку, где посещал своих родственников и собирал материал для своей будущей книги. И вот, это книга, которая призвана была показать процесс «возрождения нефтяной промыш-ленности» Азербайджана под руководством С.М.Кирова, была полна эпизодами, рассказывающими не «о славном труде бакинских нефтяников», а о переживаниях армянского населения Баку, в том числе, того же Тиграна, якобы подвергшемуся «резне» в день установления Советской власти в Баку - 28 апреля 1920 г.
Багиров справедливо называл приведенные в книге такого рода эпизоды ложью и клеветой, поскольку события, происходящие 28 апреля 1920 г. в Баку, были известны всем, и о никаких межнацио-нальных столкновениях, а тем более ожидаемой «резни» армянского населения в эти дни не могло быть и речи. Передача власти представителями АДР и Парламентом республики Азербайджанским коммунистам была мирной, XI Красная Армия, еще до этих событий, незаконно перешедшая границу еще суверенного государства, вступала в Баку, а в городе буквально на следующий день после смены власти начались аресты видных азербайджанских деятелей.
И здесь, обращаясь уже к событиям 1918 г., М.Дж.Багиров подчеркивал в своем письме, что «в романе не только не разоблачается гнусная роль дашнаков в разжигании национальной резни, их предательское поведение приведшее к срыву обороны в 1918 г. и вторжению английских империалистов, их участие в лице своих палачей Лалаевых в кровавой расправе с 26-ю бакинскими комиссарами, но ни одного раза не упоминается даже само слово «дашнак»». Именно в этом – в искажении и фальсификации истории с позиций армянских дашнаков видит назначение книги Холопова М.Дж.Багиров, называя как самого автора, так и его героя Тиграна «выразителями чужой дашнакской идеологии», и считает это не случайностью. Изучив биографию как автора книги, так и некоего Карапета Айрапетова, ставшего прототипом образа Тиграна, руководство Азербайджана устанавливает, что сам Холопов (Халапян) является близким родственником по матери известной армянской семьи Лалаевых – «организаторов и участников армяно-азербайджанской резни», (219) а точнее, приходится двоюродным братом самому Степану Лалаеву, печальноизвестному своими чудовищными акциями в отношении азербайджанского населения во время Бакинских и Шемахинских событий 1918 г. (Степан Лалаев был впоследствии арестован Чрезвычайной Следственной Комиссией АДР и умер в Гянджинской тюрьме в ноябре 1919 г).
Также выясняется, что Карапет Айрапетов никогда не был шофером С.М.Кирова, о чем возмущенно заявляла вдова Василенко К.А., действительно работавшего шоферем у Кирова с первого дня с прибытия последнего в Баку до его отъезда в Ленинград в 1926 г. Об истории с «самозванцем-шофером» Мария Павловна Василенко узнала от самого Карапета Айрапетова, который дважды приходил на квартиру Василенко, прося женщину, если ее вызовут по этому вопросу, подтвердить его слова о том, что якобы он- Айрапетов, возил С.М.Кирова. При этом К.Айрапетов несколько раз целовал портрет ее мужа и признался, что соврал органам, интересующимся его биографией. Что касается биографии Карапета Айрапетова, также выяснилось, что, сам он никогда не возил С.М.Кирова, а был все лишь помощником его шофера Василенко, т.е. смотрел за машиной, мыл и чистил ее в гараже ЦК АКП(б), «но никогда не садился за руль». Вопрос личности шофера, от которого зависела безопасность высшего государственного лица, был настолько серьезен, к тому же, сам С.М.Киров так дорожил своим «Кадиллак»ом, что когда Василенко болел, «ездил на работу на трамвае или вызывал дежурную машину ЦК Партии». В 1923-24 гг. Кирова иногда обслуживал также другой шофер – Алешин Яков Ларионович, «который возил его по нефтепромыслам города». (220)
Мойщик машины, не имеющий никаких связей с руководителем республики, безусловно, не мог стать одним из основных персонажей книги, посвященной исторической личности, и здесь не важно, сам ли Карапет сочинил о себе вымышленную биографию, или скорее всего автором был «назначен» «шофером» Кирова, чтобы фигурировать в романе и нести ту нагрузку, которую на этот образ возложил армянский писатель.
Однако M.Дж. Багиров решил серьезно относиться к личности прототипа образа Тиграна. И биография К.Айрапетова, став предметом пристального внимания соответствующих органов, оказалась весьма «сомнительной» по меркам того времени: военная служба в 1918 г. в войсках правительства «Центрокаспия», затем в отряде полковника Бичерахова, обслуживание турецких войск (на машине) в период АДР… Мог ли человек с такой биографией стать прототипом шофера вождя коммунистов С.М.Кирова… Все эти моменты, вероятно, не волновали автора книги Холопова (Халапяна), которого взяли под свою защиту писательские организации Советской России, особенно г. Ленинграда, где он жил. Отправленные в Москву, в Союз писателей СССР, а также в редакции центральных литературных газет и журналов, напечатавших положительные отзывы о книге Холопова, протестные письма Союза Писателей Азербайджана, и отрицательные рецензии на книгу Холопова (Халапяна), изданные в республиканских печатных органах, остались без должного внимания. Центральные издания отказались печатать критическую рецензию на книгу Холопова. В Москве довольствовались тем, что автор «не погрешил в изображении Кирова против истины». (221) Все остальное было совершенно игнорировано.
Вероятно, именно это обстоятельство послужило причиной того, что М.Дж.Багиров решил поднять этот вопрос с такой высокой трибуны, как съезд компартии республики. Не последнюю роль в принятии этого решения сыграла также деятельность сыновей Степана Шаумяна – Левона и Сергея, вызвавшая серьезное недовольство Багирова, которое также было озвучено в его речи на съезде. Оказалось, что Левон Шаумян, написав статью в «Литературной газете» по случаю 30-летия со дня расстрела 26 Бакинских Комиссаров, вообще «вычеркнул фамилию Азизбекова», и это в то время, когда «во всех выступлениях товарищ Сталин первой ставит фамилию Азизбекова, потому, что речь идет о бакинских комиссарах, об Азербайджане». А другой сын “самого главного комиссара” – Сергей Шаумян, приехав в Баку, связался с неким Авакянцом, «дашнаком», с которым вел разговоры о написании последним книги «Шаумян – критик и полемист». (222)

Весьма примечательно, что в своей речи Багиров почти не употреблял слово «армянин», не использовал даже словосочинение – «армяне-дашнаки», а делал ударения именно на слове «дашнак», что характерно для того времени, требующего весьма тонкое и чувствительное проведения грани в таких вопросах. Хотя истинный смысл всей этой критики, а также, кому он был адресован, был ясен всем делегатам съезда.

Что же явилось причиной выражения Багировым столь ярого и резкого отношения к отдельному литературному произведению, которое стало объектом критики в заключительной речи первого лица республики, произнесенной на самом высшем республиканском партийном форуме ?
 Послевоенные годы, по сути, можно охарактеризовать началом новой крупномасштабной армянской агрессии против Азербайджан-ского народа, сопровождаемой территориальными претензиями и изгнанием азербайджанцев со своих исконных земель, на этот раз поддержанной уже Советским руководством. Буквально за год до этого съезда, в 1947 гг. под предлогом репатриации армян из-за рубежа на якобы свою «историческую родину», началась депортация азербайджанцев - 130 тысяч человек - из азербайджанских районов, отошедших Армянской Республике в 1918 г., и оставшихся в составе Советской Армении. Как бы не пыталось Советское руководство обосновать это «переселение» необходимостью «хозяйственных изменений, происшедших в обеих республиках», все же признавалось, что «освобожденные в результате переселения азербайджанского населения земли и жилища могли бы быть использованы для расселения прибывающих в Армению крестьян из числа зарубежных армян». (223)
 А незадолго до этого, М.Дж.Багирову с трудом, благодаря изворот-ливому приему, удалось предотвратить новые претензии армян на Нагорный Карабах. Осенью 1945 г. первый секретарь ЦК КП(б) Армении Арутинов внес на рассмотрение ЦК ВКР(б) предложение о передаче Нагорно-Карабахской Автономной Области из состава Азербайджанской в состав Армянской ССР, мотивируя это интересами армянского населения НКАО. Письмо Арутинова было переслано Багирову с просьбой сообщить свое мнение по этому вопросу. Багиров отверг аргументации Арутинова, но понимая с чьей санкции действовал Арутинов, все же заявил о согласии с его предложением при условии включения в состав Азербайджана трех районов Армянской ССР, населенных азербайджанцами, при этом возражая против передачи Армении и Шушинского района. После этого Советское руководство не стало возвращаться к этому вопросу. (224)
 Однако провокации армян в той или иной форме не прекращались. Помимо вышеназванных примеров политического характера, можно было бы привести десятки примеров фальсификации истории, культуры и искусства Азербайджана армянскими авторами, вынесенных на страницы научной литературы и периодической печати, как Армянской, так и центральной, что естественно вызывало крайнее недовольство и возмущение у всего азербайджанского общества, в том числе и политического руководства. Книга Холопова (Халапяна) была одним из них, но возможно непосредственная ее связь с историческими событиями недалекого прошлого, подвигла Багирова обратить пристальное внимание именно на эту книгу, чтобы продемонстрировать руководству страны наступательный характер армянского национализма, проявленного в новых формах и ипостасях.
 «Холопов написал книгу - говорил М.Дж.Багиров в своей речи на съезде, - При чем характерно, что в его книге слово «дашнак» отсут-ствует, слово «дашнак» в его книге не найдете. Книгу он написал со слов некоего Карапета Айрапетова. Там Тигран выведен как герой, он описывает, как Киров подобрал беспризорника, в то время, как по документам Госархива этот беспризорник, 1895 года рождения, служил в старую войну, после этого служил у дашнаков, потом служил в Центрокаспии, а когда Центрокаспий распался, он ушел вместе с Бичераховым. Вот со слов этого явного врага, который с оружием в руках боролся против советской власти и случайно попал на год-полтора мойщиком машины в гараж ЦК, с его слов он пишет книгу о Кирове. Он не о Кирове писал, а писал со специальным заданием, чтобы как нибудь обелить дашнаков и оклеветать всех…» - заключает М.Дж.Багиров.
 В этой своей речи он называет Холопова (Халапяна), члена Союза Советских писателей, которого публично - на страницах центральных газет и журналов поддерживают видные советские писатели Н.Тихонов и Д.Заславский, «дашнакским последышем», двоюродным братом «известных Лалевых, вырезавших Шемаху, устроивших бойню в Кюрдамире», который пристроился в Ленинграде, где его не знают.
 Забегая вперед, отметим, что текст заключительной речи М.Д.Баги-рова на съезде Азербайджанских коммунистов, с приложением нескольких других документов и письмом, адресованным лично Сталину, был отправлен в Москву и Багиров все же настоял в ЦК ВКП(б) на постановке вопроса о книге «Огни в бухте». (225)
 Но значение речи Багирова на XYII съезде Компартии Азербай-джана не ограничивалось лишь привлечением внимания руководства страны к этой «вредней книге» и другим вопросам вокруг нее.
 Касаясь непосредственно Бакинских событий 1918 г., Багиров в своей речи, хотя и придерживался официальной версии «гражданской войны», тем не менее, подчеркивал, что «ошибки со стороны некоторых товарищей из Бакинского Совнаркома в 1918 г. очень ловко были использованы дашнаками и мусаватистами, в особенности дашнаками, которые использовали этот момент для того, чтобы гражданскую войну кое-где превратить, по существу, в национальный бой, организовать резню». (226)
 Следует подчеркнуть, что впервые из уст столь высокого большевистского деятеля события 1918 года обозначались «резней» азербайджанского населения, учиненной армянами-дашнаками, с позволения «допустивших ошибку» большевистских властей.
 Однако Багиров не останавливался на этом: «Амазасп, Абрам Велунц, полковник Аветисов – ведь они не за советскую власть были. Я же очевидец, я участник, к сожалению, по предложению некоторых товарищей я был представителем отряда Амазаспа и видел, что они делали в Кубе, не говоря о Шемахе и т.д.» (227)
 Таким образом, только через 30 с лишним лет, наконец то, пред-ставитель Советской власти, пусть и в лице азербайджанского большевика М.Дж.Багирова, на высокой трибуне партийного съезда, перед «лучшими представителями коммунистической партии», признался, что Кубинские события ничего общего с установлением Советской власти в уезде не имели, и командиры так называемой «Красной Армии», во главе с Амазаспом выполняли совершенно другую миссию.
* * *
Действия 3-х тысячного отряда Амазаспа на протяжении всего его нашествия на Кубинский уезд еще раз доказывают, что отряд этот выполнял не только карательную миссию, имеющую целью наказать тысячи невинных мусульман-кубинцев в отместку за гибель всего нескольких кубинских армян во время 3-ех дневных боев, в котором горожане не участвовали, и уж тем более, не из-за «убитых турками и курдами турецких армян». То, что главной задачей, поставленной т.н. «Центром, во главе с Шаумяном» перед Амазаспом, было массовое уничтожение мусульманского населения, и выживание его из исконных земель подтверждается тем обстоятельством, что еще до прибытия в Кубу, вооруженные армянские банды, как по пути следования из Баку в Кубу, так и обратно, нападали на мусульманские селения, расположенные по обеим сторонам полотна железной дороги, поджигали и громили их, сжигали мечети и священные книги Корана, расхищали имущество, а всех жителей, попадавших им на глаза, убивали, не щадя ни женщин, ни стариков, ни детей.
В начале 1918 г. по административно-территориальному делению Кубинский уезд был разделен на гор. Кубу и 5 полицейских участков – Дивичинский, Кусарский, Мюшкюрский, Рустовский, 5-й Фетхибекский. Каждый полицейский участок в свою очередь состоял из нескольких обществ, в которые входили от 2-х до 30 селений. Общее число селений в уезде в целом, достигало вместе с кишлаками (зимовками) 540 наименований, объединенных в 55 обществах.(228) Отрядом Амазаспа в течение двух недель - с конца апреля до середины мая 1918 г. – в Кубинском уезде было сожжено и разгромлено, как минимум, 167 селений, не считая тех, где армяне ограничились только расхищением движимого имущества. Были деревни, которые подверглись разгрому два раза: по дороге из Баку в Кубу, или Кусары, и обратно. (229)
Разгромами домов, строений, общественных зданий, расхищением движимого имущества и скота отрядами Амазаспа, еще только на основании известных фактов, жителям селений Кубинского уезда был причинен урон на сумму, исчисляемую десятками миллионов рублей. Во время разгрома этих селений было убито и ранено более тысячи человек, в том числе женщин, стариков и детей. Здесь следует учесть тот факт, что жители многих деревень, предупрежденные как кубинцами, так и жителями других сел, целыми селениями заблаговременно покидали свои дома, тем самым спасаясь от неминуемой гибели. Как следует из свидетельства жителя сел. Сеидлер Мюшкюрского участка Гаджи Сеид Абдул Халила Гаджи Сеид Али оглы, жителей их деревни, как и других мусульманских селений, о нападении армян предупредил «уездный Кубинский начальник Али-бек», т е. Али бек Зизикский. (230)
Оставаться в селах действительно было опасно, о чем говорят многочисленные случаи убийств даже немощных стариков и больных, а также женщин и малолетних детей, не сумевших вовремя покинуть свои дома. Так, больная женщина из села Саадан Шахназ Ибрагим Халил кызы и больной старик Гариб Малик оглы были заколоты штыками армянскими погромщиками, (231) не успевшей убежать, девочке Пуста Мамед бек кызы армяне растоптав, переломили ноги, от чего она умерла через 12 дней, убили также ее мать Имаме, оставшуюся при дочке. (232)
Вместе с тем, жители некоторых селений, получив известие о грозящей им опасности и отправив в безопасное место женщин и детей, сами оставались в деревнях, пытаясь спасти свои дома, хозяйства, имущество. С этой целью они отправляли делегации к армянам с просьбой не громить их селения. Однако во всех случаях делегаты уже не возвращались домой, а селения не избегали разгрома и пожара. Так, все члены делегации из 15 человек селений Дивичи-Базар и Кызыл-Бурун, отправившиеся к армянам с хлебом-солью, были убиты. (233) Был убит и старшина селения Алиханлы Мирза Мамед Достали оглы со своим односельцем Гюль Гусейном Магеррам оглы, в качестве делегатов от Алиханлинского общества просившие армян не сжигать их селения.(234) Такую же участь разделили худатские делегаты. (235) Не спасало жителей от смерти, а село от разгрома и поджога, и поднятие белых флагов, как в случае с селением Дивичи, когда более 40 мужчин, не успевшие, или не пожелавшие покинуть свои дома, были все равно убиты, а деревня сожжена. (236)
Однако, были и деревни, которые, при всем неравенстве сил, оказывали вооруженное сопротивление армянским бандам, тем самым, уберегая свои селения от разгрома. Так, мужское население селений Тарджал и Мохуч, отправив семьи в горы, вступили с армянами в перестрелку, не допустив их в свои села. Население селений Сиязань и Хачмас также воевали с армянскими отрядами, пытаясь остановить их проход в Кубу, и только после длительных боев были вынуждены отступить перед многотысячными войсками Амазаспа. (237)
Следует отметить, что отдельные вооруженные отряды кубинцев также оказывали организованное сопротивление армянским бандформированиям. Видные представители Кубинского общества – Али бек Зизикский, Гамдулла Эфенди Эфендизаде, Али Аббас бек Алибеков, Шихлярские беки - Мурсал бек и Ибрагим бек, Мохибали Эфенди Кузунски, Хатам ага Джагарви, Бейбала бек Алпанский и др., создав специальные конные подразделения, окружили подступы г. Кубы, пытаясь не допустить армян в другие крупные населенные пункты уезда.(238) Ожесточенные бои между вооруженными отрядами армян и кубинцев шли за деревни Дигях и Алпан, о которых упоминал сам Амазасп. (239) Одержав победу, благодаря своей многократно превышающей численности, армяне предали огню эти две деревни. Особенно трагичной оказалась судьба отряда кусарских лезгин, оказавшихся в окружении в ущелье между селениями Дигях и Хучбала, где они были утоплены в крови. После этих боев ущелье это получило название «Кровавое». (240)
 Положение жителей разгромленных и сожженных отрядами Амазаспа мусульманских селений было настолько тяжелым и безысходным, что вернувшиеся через 15-45 дней скитаний в горах и лесах голодными, ободранными и больными к своим прежним очагам, люди были готовы принять любую власть, которая хоть как-то смогла бы облегчить их участь и обеспечить безопасность. Этим и объясняется факт создания в июле 1918 г. Советов крестьянских депутатов сразу в 77 селах Кубинского уезда. (241)
История создания на местах крестьянских Советов, «показываю-щая, какая колоссальная организационная работа выполнена Бакин-ским Советом после гражданской войны при неимоверно тяжелых условиях» (242), сама по себе отчетливо демонстрировала стремление большевистско-армянского Бакинского Совета как можно скорее наладить связь с окраинами и завоевать доверие крестьянского, и в первую очередь, мусульманского населения уездов и, одновременно раскрывала суть истинного положения на местах. Так, назначенный Губернским комиссаром Мешади Азизбеков с такой «свойственной ему страстностью приступил к созданию организаций в ...селах», что очень скоро «серьезность и горячность, с которыми действовал товарищ Азизбеков, дали прекрасные результаты». (243).
«Результаты» действительно были ошеломляющими: только что пережившие ужасы мартовских трагедий бакинские деревни одна за другой начали признавать Советскую власть. Однако, во всех резолюциях, принятых общими собраниями «бедноты» этих деревень, после заверений о своей преданности новой власти, обязательно следовали конкретные просьбы, напр.: «1)Мы признаем Исполнительный Комитет (Бакинского Совета), являющийся сторонником рабочих и всех трудящихся.
2)Ввиду того, что связь между нашим селом (Фатмаи) и городом прервана, просим исполнительный комитет помочь нам отправить в город беженцев, желающих похоронить своих родных, которые были убиты в дни беспорядков. Ибо ездить из села в город теперь очень опасно». (244)
 Примерно такого же содержания была резолюция общего собрания жителей Калашихлинского сельского общества Кубинского уезда, принятая в начале июня 1918 г.: «Признавая власть (Совета) Народных Комиссаров, как в центре, так и на местах, мы, члены Совета крестьянских депутатов, готовы служить и помочь ей во всем.
Избранный на сельском сходе исполнительный комитет Калашихлинского общества, насчитывающего около 3000 жителей, находится в крайне безвыходном положении; сельчане оставили поля, жилища и убежали в горы. Подойти к железной дороге не могут. Вдоль дороги расположены поля, пастбища, скоро наступит уборка хлеба. Мы, уполномоченные – крестьяне Калашихлинского общества обращаемся к Совету рабочих, солдатских, матросских и крестьянских депутатов с просьбой прийти на помощь, принять экстренные меры к ограждению интересов и личной безопасности мирного населения и дать возможность спуститься с гор и вернуться в свои убежища». (245)
В каких условиях создавались и как воспринимались окружающими крестьянские советы в уездах наглядно видно из выступления самого Мешади Азизбекова на торжественном заседании Бакинского Совета совместно с 1-м съездом Совета крестьянских депутатов Бакинского уезда: «Говорят, что Азизбеков ездит по селам с воруженной силой, которая пугает сельчан, и они выносят резолюцию о признании Советской власти. Нет, товарищи, я никогда не разъезжал с вооруженной силой. Я ездил один, или вдвоем, и то брал армянина, ибо я боялся скорее своих солдат, чем мусульман. Поэтому я брал с собой не мусульманина». (246)
Можно представить ситуацию, царящую в Баку и в уездах Азербайджана, когда не только мусульманские крестьяне боялись спускаться с гор в свои дома, но и комиссар Бакинского Совета, будучи азербайджанцем-мусульманином, из боязни «своих солдат» т.е. армян-красноармейцев, не осмеливался выезжать на окраины без сопроводителя-армянина.
В таких условиях и продержалась Советская власть в Кубинском уезде, который «трудящиеся называли «Красной большевистской республикой»» (247) до 1 августа 1918 г., когда Бакинские комиссары, во главе с Шаумяном, уступив власть в Баку т.н. «Диктатуре Центрокаспия», пытались убежать из города. В уездах Азербайджана, в том числе и в Кубинском, в последующий период официальной власти как таковой не существовало, и ситуация контролировалась местными властными структурами. После освобождения Баку турецко-азербайджанскими силами и переезда правительства АДР в Баку, в Кубинском уезде также была установлена власть Азербайджанской Демократической Республики.
* * *
28 мая 1918 г. на первом заседании Национального Совета, созданного азербайджанской фракцией после роспуска Закавказского Сейма, Азербайджан был провозглашен суверенным государством. Был принят «Акт о независимости Азербайджана», юридически закреплявший факт создания нового демократического государства. На этом же заседании было сформировано первое правительство Азербайджана, председателем которого стал Ф.Х.Хойский, министром иностранных дел – М.Г.Гаджинский, министром юстиции Х.б.Хасмамедов и т.д.
В середине июля 1918 г., через полтора месяца с начала своей деятельности и переезда из Тифлиса в Гянджу, Правительство АДР сочло необходимым выразить свое отношение к происходящим событиям в республике, в частности к фактам насилия против мирного азербайджанского населения, выслушав доклад Министра Иностранных дел М.Гаджинского. «Вот уже четыре месяца, как разные части территории Азербайджана раздираются бандами, которые под именем большевиков, безответственных армянских частей и прочее творят неслыханные зверства над жизнью и имуществом мирного мусульманского населения. В то же время общественное мнение Европы настраивает(ся) совершенно противоположно, благодаря неправильной информации, посылаемой организаторами этих банд» - говорилось в докладе и подчеркивалось что, как в общегосударственных интересах, так и в интересах потерпевших групп населения необходимо создать организацию, которая занялась бы «точной регистрацией всех случаев насилия; обстоятельств, при которых совершались эти насилия; установление виновников и размеров причиненных ими убытков». Организацию предполагалось создать в виде Чрезвычайной Следственной Комиссии, результаты ее работы опубликовать на разных европейских и турецком языках и широко распространить. В докладе особо подчеркивалось, что к организации этой Комиссии надо приступить немедленно, «ибо многое, что легко можно установить теперь, по горячим следам, в смысле опроса лиц, фотографирования и удержаний других вещественных доказательств, позднее сделается затруднительным, а может быть совершенно невозможным». (248)
На том же заседании - от 15 июля 1918 г. Азербайджанское Правительство приняло постановление о создании Чрезвычайной Следственной Комиссии, «для расследования насилий, произведенных над мусульманами и их имуществом в пределах всего Закавказья со времени начала Европейской войны». Решением от 31 августа 1918 г. за подписью Председателя Правительства АДР, одновременно министра иностранных дел Ф.Х.Хойского была образована Чрезвычайная Следственная Комиссия (ЧСК). Председателем ЧСК был назначен присяжный поверенный Алекпер бек Хасмамедов. Определившись, вначале, в составе из 7-ми человек, в основном юристов, в дальнейшем, к работе комиссии привлекались и другие представители следственно-прокурорских и судебных органов гг. Баку и Гянджи. Наиболее активное участие в работе комиссии принимали А.Ф. Новацкий, Н.М.Михайлов, А.Е.Клуге, М.Текинский, И.б.Шахмалиев, А.Александрович (Литовский) и др. профессиональные юристы и общественно-политические деятели. (249) Созданная при Министер-стве Иностранных Дел, ЧСК уже с сентября 1918 г. стала действовать при Министерстве Юстиции АДР. Члены комиссии, разделившись на группы, приступили к расследованию трагических событий в разных уездах и городах республики, которые уже контролировались Азербайджанским правительством, или же по мере освобождения их от большевистско-армянских войск. Так, с начала сентября 1918 г. следователи уже активно работали в различных уездах Бакинской и Елизаветпольской губерний. После освобождения Баку и переезда Азербайджанского Правительства в столицу республики в сентябре 1918 г. Чрезвычайная Следственная Комиссия также перенесла свою деятельность из Гянджи в Баку, приступив немедленно к расследованию мартовских событий в г. Баку и его окрестностях. В декабре 1918 г. член Гянджинского Окружного Суда Андрей Фомич Новацкий в качестве члена Чрезвычайной Следственной Комиссии вместе со своим помощником Эюб беком Ханбудаговым, прибыл в Кубу и приступил к расследованию известных событий в апреле-мае в г.Кубе и в Кубинском уезде. В течение нескольких месяцев следственная группа А.Ф.Новацкого опросила десятки свидетелей, провела осмотр мест, где происходили события, и собрала другие документы, составившие 3 тома в 451 листах. По материалам следственного дела А.Ф.Новацкий подготовил «Доклад о разгроме гор. Кубы и селений Кубинского уезда и насилиях, совершенных над жителями упомянутого города и селений» и представил его председателю ЧСК. (250)
В ноябре 1919 г. Чрезвычайная Следственная Комиссия при Азербайджанском Правительстве «рассмотрев дело о разгроме гор. Кубы и селений Кубинского уезда Бакинской губернии и насилиях, совершенных над жителями упомянутого города и селений» и доклад члена Комиссии Новацкого по этому делу, приняла Постановление о привлечении в качестве обвиняемых к делу ряда лиц, достаточно изобличавшихся в том, «что вследствие побуждений, проистекших из вражды религиозной и племенной к мусульманскому населению, ... действуя по предварительному соглашению между собой и другими, пока следствием не обнаруженными лицами и совместными силами составили шайку в несколько тысяч человек, вооруженную огнестрельным и холодным оружием, которая, поставив своею целью истребление мусульманского населения, похищения и уничтожения его имущества в канун апреля месяца 1918 года, напав на город Кубу Бакинской губернии, разгромила его, убила около двух тысяч мужчин, женщин и детей, расхитила у населения города движимое имущество, поджигала строения города и сожгла около 105 домов и строений, по пути следования в Кубу та же шайка нападала на мусульманские селения, причем сожгла и разгромила в Кубинском уезде 122 селений, похитила все движимое имущество жителей, убивала жителей этих селений не щадя ни женщин, ни детей». (251)
Список обвиняемых возглавлял, конечно же, Амазасп, затем шли его «боевые соратники» - помощник Николай и комиссар Велунц, а дальше армяне-жители г. Кубы и селений, принявшие активное участие в мусульманских погромах.
Причастность и участие определенной части местного армянского населения в погромах против мусульманского населения г. Кубы и селений уезда, если и не были столь значительны как в Баку и Шемахе, однако, не менее поразили всех кубинцев – мусульман, ставших жертвами расправы армян – как тюрков-азербайджанцев, так и лезгин, та-тов, аваров и т.д., а также, приехавших в Кубу на заработки персидско-подданных – южных азербайджанцев. О том, что мишенью большевистско-дашнакских формирований было все мусульманское население уезда, без учета этнического фактора говорят погромы и поджоги не только азербайджанских, но и лезгинских и татских селений. (252) Еще одним тому подтверждением является тот факт, что ни одно из русских селений уезда не пострадало от нашествия армян.
Относительно небольшое число армян-кубинцев, обвиняемых в мусульманских погромах, объясняется тем, что это были лишь лица, опознанные отдельными пострадавшими кубинцами, которые, безусловно, не могли знать всех тех местных армян, кто принял участие в избиении мусульман или служил наводчиком у армянских солдат из отряда Амазаспа. О причастности армян, или, как минимум, осведомленности их заранее о готовившемся нападении на Кубу свидетельствуют факты, приведенные кубинцами: «Я стал замечать, что с 1 марта с.г. многие Кубинские армяне стали распродавать свое движимое и недвижимое имущество в Кубе и уезжать, так, напр., продали свое имущество и уехали Александр Меликов, Джевад Парсегов, Мирза Парсегов, Магакс Погосов, Арташес Меликов, Нерсес Сарумов и другие. Когда я спросил Александра Меликова и Багдасарова зачем они продают имущество и уезжают, они мне сказали: «что-то предвидится между нами и вами. Комитет отзывает нас». (253); «В отряде Амазаспа я видел вооруженных кубинских армян Арутюна, сына Каромеза с сыном, и сына Григория, который продал за несколько месяцев до событий в Кубе свое имущество. Названный Григорий говорил мусульманам: «Мы продали вам наши дома, а вы кому их продадите?». (254)
 Многие кубинцы на вопрос следователя чем они объясняют «причины такого жестокого и массового убийства мусульман армянами» не находили ответа. На этот же вопрос, заданный уже самими кубинцами армянским солдатам, они получали ответы, что им мстят «за убитых турками и курдами армян в Турции и на Кавказе», или «за убитых при отступлении отряда Геловани кубинских армян», или же за то, что «мусульмане выступили против них в 1905 году». (255) Этот последний «аргумент» особенно возмущал кубинцев : «Здесь в г. Кубе в 1905 году не пострадал ни один армянин»; «В 1905 году у нас в Кубе не пострадал ни один армянин». (256)
При всей неоправданности объяснений причин столь зверского отношения к мусульманам, приведенных незнакомыми армянскими солдатами из отряда Амазаспа, особое негодование у кубинцев вызывало отношение к этому вопросу «своих армян»: «Возле мечети я встретил кубинца-армянина Арутюна Мирзаджанова, который сказал мне, что если бы армяне в сто раз больше убили мусульман, то еще не достигли бы того, что сделали с армянами мусульмане»; (257) При этом приводились конкретные примеры об отношении кубинских мусульман к армянам: «Я спрятал у себя четырех армян и трех русских, которые боялись лезгин»; (258) «В моем участке находится армянское селение Келва. Селение это ни до описанных событий, ни после них, не подвергалось нападению со стороны мусульман, ни один житель этого селения не пострадал, ни одна спичка не похищена у армян мусульманами»;(259) «Когда некоторые темные личности угрожали армянам, мы их защитили и когда они для безопасности были изолированы и находились в здании тюрьмы под надежной охраной, мы им носили туда пищу. Я лично носил пищу в тюрьму торговцу армянину Мирза Амирджанову. А они, кубинские армяне, отплатили нам предательством. Дело в том, что задолго до описанных событий они распродали в городе Кубе все свое движимое и недвижимое имущество и уехали из Кубы. Когда мы их спрашивали, зачем они уезжают, они отвечали, что хотят жить в Баку. Мы только теперь поняли причину их бегства: им было известно, что сделают с нами и с нашим городом их братья-армяне, и они не предупредили нас». (260)
 А то, что «сделали» с мирным, ни в чем неповинным мусульманским населением Кубы армяне не укладывалось ни в какие человеческие понятия: «армяне из одного дома вывели 17 человек мужчин и всех их расстреляли. Между этими жертвами был отец с сыном. Последний за неделю до этого женился. Когда армяне хотели его убить, отец предложил им тысячу рублей, чтобы они пощадили сына и вместо него убили его. Армяне взяли деньги, убили сына на глазах отца, а потом убили последнего»; «Али-Паше Кербалай Магеррам оглы армяне приказали доставить себе денег и девушек, и за то, что он не исполнил этого поручения на его глазах закололи штыками его сына, при чем кололи в глаза, в лицо и живот, его же самого только побили».(261)
 Убить с особой жестокостью детей на глазах родителей было, пожалуй, самым изощренным методом армянских бандитов: «Я, жена моя Хокима Кербалай Джафар кызы и две дочери - Хокима, 14 л., и Бусра, 6 л., сидели дома и пили чай. Армяне вошли к нам и без всякого повода залпом выстрелили в нас. Дочь Хокима была убита на месте, я был ранен в левую голень, жена в кисть левой руки и дочь Бусра была ранена в левое плечо и в левую ногу. Жена схватила ее и прижала к груди. Один из армян обнажил кинжал и ударил им дочь по голове так сильно, что отсек у нее все лицо до глотки. Она упала мертвой. Я и жена упали в обморок. Но жена скоро пришла в себя и стала умолять армян, чтобы они ее убили, чтобы она не видела трупов своих дочерей. Армяне ответили ей, что не убьют ее для того, чтобы она при виде трупов дочерей умирала три раза в сутки. При этом они несколько раз укололи ее слегка штыком в шею, причинив ей незначительные раны. Меня же они избили». (262)
Свидетельства оставшихся по случайности в живых детей были не менее трагическими, как например, самого маленького пострадавшего, допрошенного следствием – 7 летнего Исмаила Кербалай Мамед Таги оглы: «Когда в город пришли армяне мы все родственники спрятались в саду у нашей бабушки Ситары. Туда пришли около 15 человек армян, вооруженных ружьями и кинжалами и начали стрелять в нас всех, колоть штыками и рубить кинжалами, таким образом они убили бабушку Ситару, дедушку Гаджи Агу, моего отца, мою сестру, малолетнюю Солтан-Нису, четырехлетнего брата, грудного ребенка Мамед Пашу, дядю Эйбата, его пятилетнего сына – Гасыма, дядю Али Мардана, дядю Ага-Бабу, тетушку Джамилию. Мама моя была ранена в грудь, но осталась жива. Меня ударили кинжалом в левое плечо, и я упал между трупами, притворившись мертвым. Лежал я между трупами пять дней, но когда трупы начали разлагаться, и мне стало невмоготу оставаться дальше, я вышел на улицу и пошел к соседу Гаджи Мамед Тагию. Мама находилась между трупами четыре дня. Она не знала, что я жив и ушла одна на четвертый день». (263)
Следствие, проводимое членом ЧСК А.Ф.Новацким по делу разгрома г. Кубы и селений уезда, вскоре, по совокупности собранных фактов и доказательств, само дало объяснение «столь жестокого и массового убийства мусульман армянами», четко определив, как уже указывалось выше, что последние «поставили своею целью истребление мусульманского населения, похищение и уничтожение его имущества». (264)
Насколько же полными и исчерпывающими были указанные следствием причины, «побудившие» армян «составить шайку в несколько тысяч человек, вооруженную огнестрельным и холодным оружием» для осуществления указанной цели: «религиозная и племенная вражда к мусульманскому населению»?! (265)
Безусловно, выполняя чисто юридическую задачу, ни следователь Новацкий, ни Чрезвычайная Следственная Комиссия в целом, не могли, да и не обязаны были дать политическую оценку расследуемым ими событиям, причины, которых далеко не ограничивались лишь религиозной и племенной враждой, а цели – только истреблением мусульманского населения и овладением его имуществом.
Здесь необходимо учесть еще один момент, что в ходе расследования следствие не довольствовалось лишь теми показаниями, которые давали свидетели или потерпевшие, а по каждому факту насилия пыталось установить не только личности виновных, но и их национальность. Вопросы, заданные кубинцам об участии русских и евреев в убийствах и грабежах, и ответы, полученные следствием, еще раз подтверждают, что мусульманские погромы в Кубе и в селениях Кубинского уезда были запланированы и осуществлены исключитель-но армянскими национальными вооруженными силами.
Так, в показаниях кубинцев «русские» упоминаются, в основном, как члены отряда Геловани, воевавшие в трехдневной «войне» с лезгинами. О нахождении в отрядах Амазаспа русских говорится только в двух документах, но не по прямому свидетельству, к тому же факт их участия в погромах не утверждается, а напротив: «Мы не видели большевиков, но кто их видел, говорит, что они были исключительно армяне, было немного русских, но они ни в поджогах, ни в убийствах участия не принимали, они даже сдерживали армян от насилий над мусульманами»; «Мы не видели большевиков, но те, кто их видел, говорят, что они состояли исключительно из армян и евреев и несколько человек русских, и что поджигали селения только армяне».(266) Лишь городской глава А.Алибеков указывал, что в бесчинствах в городе участвовали наравне с армянами русские и евреи, но не уточнял какие русские – пришлые или местные.(267) Среди названных кубинцами имен местных жителей, участвовавших в погромах, упоминается только одна русская фамилия – Саша Лукьянов, которого опознал племянник дававшего показания свидетеля.(268) Однако это имя отсутствует в числе обвиняемых в следственном деле «О разгроме г. Кубы...».
 Что касается русского населения г. Кубы, то многочисленными показаниями подтверждается то обстоятельство, что во время отступления отрядов Геловани из Кубы почти все русские покинули город, к тому же не по своей воле: «Они забрали с собой русских чиновников и всех армян. Во время перестрелки было убито несколько человек из русских и армян»; «Были в городе исключительно мусульмане, потому, что армяне и русские ушли заранее»; «Он (Геловани) обходил все дома и двери и забирал русских и армян, и увел их с собой»; «...Собрали всех армян и русских, находившихся в городе и вместе с ними ушли в сторону Хачмаса»; «Большевики ... уходя, .. увезли с собой всех христиан, находившихся в городе...» и т.д. (269).
Сам Геловани также подтверждал, что при уходе его отряда из города под натиском лезгин, с ними ушло «все христианское население Кубы, большинство армян», однако, их «собрал поручик Агаджанян». (270) О насильственном выводе мирного христианского, в том числе русского населения из Кубы «под угрозами бомбардировки города и поджогов», свидетельствовал также ветеринарный врач Кубинского уезда О.О.Ганк. (271)
Об участии же русского сельского населения Кубинского уезда в мусульманских погромах нет никаких сведений, так же известно, что русские селения уезда, как уже говорилось выше, не подверглись насилию со стороны армян.
Иначе и сложнее обстояла ситуация с еврейским населением Кубы.

* * *
Вопрос об участии евреев, как пришлых, так и местных, в кубинских трагедиях в апреле-мае 1918 г., а также о судьбе еврейского населения Кубинского уезда, в целом, в это время, имеет очень важное значение для воссоздания наиболее полной картины происходящих в тот период событий и выявления исторической правды. Как следует из документов, в своих показаниях кубинцы выделяли евреев из общей команды большевиков и армян. Так, в первых отрядах большевиков, стоящих на ст. Хачмас, были и евреи, и двое из них вместе с Геловани и М.Дж.Багировым вели с кубинцами переговоры.(272) Однако, до появления пришлых евреев в Кубе, как уже выше было сказано, кубинцы отправили на ст. Хачмас своих делегатов – «следователя Мануйлова, еврея Нуваха Агабабаева и Шукюра Бабаева, узнать с какой целью большевики собираются прибыть в Кубу», (273) что говорило о том, что все три основные общины города – мусульманская, русская и еврейская – были одинаково озабочены и обеспокоены появлением вооруженных отрядов близ г. Кубы. Однако, когда Геловани, принудив кубинцев признать власть большевиков, уехал и прибыл через несколько дней в Кубу уже с отрядом солдат до 200 человек, «здесь к ним присоединились до 200 евреев». (274) Учитывая, что при Геловани в городе не происходили какие-либо события, направленные против мирного населения, не считая тот случай, когда отряд Геловани «зарекомендовал себя тем, что убил 27 человек мусульман, которые якобы, вышли встречать лезгин, шедших в город», (275) никаких упоминаний об этих 200-ах евреях, в том числе об их участии в этой акции, нет. Через 8-10 дней «к городу подошел отряд лезгин и со стороны еврейской слободы стал обстреливать город, чтобы выгнать насильников. Большевики отстреливались из пулеметов. Перестрелка продолжалась трое суток». Под натиском лезгин большевики стали покидать город, и как следует из множества свидетельств, в том числе самого Геловани, по принуждению ли, или добровольно, но «с ними ушли все русские чиновники, за исклюючением следователей Мануйлова и Эсмана, аптекари и все армяне... Отряд, отступая, отстреливался от лезгин. Впереди отряда шли выведенные из города большевиками армяне и русские. Из них оказались убитыми: М.Каспаров, армянский священник, русский священник, аптекарь Голубчин, акцизный чиновник Полохный, доктор Михельс, лесничий Абрасимов, армянин Александр Богданов, Духан Погосов». (276) Конечно, это не полный список погибших во время перестрелки, упомянутых городской главой А. Алибековым, из показаний которого следует, что во время этих боев было убито как минимум 70 мирных горожан. Могли ли быть среди них евреи, безусловно, что могли и были, как следует уже из приведенных Алибековым имен. Несколько кубинцев-евреев также уехали вместе с Геловани.
Через две недели в Кубу вступил 3-х тысячный отряд Амазаспа и в городе начались убийства и грабежи. Как повели себя евреи? «Я слышал, что кубинские евреи указывали армянам дома, которые армяне поджигали»; «По словам армян в их отряде было до трех тысяч человек. Отряд состоял исключительно из армян. Говорили, что в нем находились также евреи, местные и пришлые, но я их не видел».(277)
Так же понаслышке упоминают об участии евреев в акциях против мусульман некоторые жители Кубинских селений: «Мы не видели большевиков, но те, кто их видел, говорят, что они состояли исключительно из армян и евреев и несколько человек русских, и что поджигали селения только армяне»; «Я не видел отряда на близком расстоянии, и никого из находящихся в нем не опознал, и назвать не могу. Были ли в отряде кроме армян русские и евреи, тоже сказать не могу». (278)
Однако, старшина Нюгединского общества Рустам Филейдан оглы уже однозначно утверждал, что: «после разгрома гор. Кубы к нам в селение прибыл отряд пеших и конных армян и евреев. Они начали грабить жителей и награбленное нагружали на фургоны и увозили. Сопротивлявшимся угрожали убийством...». (279) А 60 летний житель села Дигях Алпанского общества Омар Шых Керим оглы даже называл имена: «... когда армяне второй раз разгромили г. Кубу, оттуда пришел к нам значительный отряд войск, состоявший из армян в большинстве и евреев. Мы все разбежались, остались только три старика и две старухи, которые были убиты. Армяне и евреи разгромили наше селение: сожгли все дома за исключением 2-3-ех, всего было в селении 84 дома, мечеть и Коран тоже сожгли... Армяне 2 раза громили наше селение: первый раз по дороге в урочище Кусары, а второй раз на обратном пути. В этом отряде я видел много кубинских евреев, как-то Даниила Йов оглы и других, которых знаю только в лицо...». (280)
Также однозначно подтверждал участие евреев в грабежах и насилиях над мусульманами Кубинский городской глава А.Алибеков: «Наравне с армянами творили описанные бесчинства находившиеся в отряде русские и евреи». (281)
Что же вытекает из приведенных выше выдержек из документов? Кубинские евреи, конечно, не выступили против мусульман г. Кубы и его селений, как это сделали шемахинские молокане, но все же, некоторые представители еврейской общины Кубы участвовали вместе с армянами в актах насилия над мусульманским населением Кубинского уезда, что подтверждается свидетельствами кубинцев.
Тот же Али Аббас бек Алибеков, чьи показания создают наиболее обширное и достоверное представление о происходящих в эти дни в Кубе событиях, сообщает очень важное сведение о судьбе многочисленной еврейской общины г. Кубы, принявшей, возможно, не самое верное для себя решение накануне отъезда Амазаспа из Кубы: «На 9-й день, когда я был у Амазаспа просить разрешения предать земле трупы убитых, он в моем присутствии обратился к евреям со следующей речью: «Горе вам будет через час или ночью, так как нападут на вас мусульмане и лезгины, и вырежут вас». Между евреями произошла паника, и около 6 тысяч их покинули город и ушли с армянами». (282)
Эти последние сведения, приведенные А.Алибековым, подтверждаются сообщением из доклада комиссара сводных отрядов красных батальонов, выступивших 16 мая 1918 г. со станции Хачмас по направлению к Дербенту, Касрадзе: «Возвращаясь из Хачмаса, мы были свидетелями панического бегства еврейских масс из Кубы и других селений. Они были босы, измучены и ютились под открытым небом, в грязи и невольно стали очагом эпидемии тифа, оспы и других заболеваний».(283)
Действительно ли угрожала опасность еврейскому населению Кубы со стороны «мусульман и лезгин»? Нет ни одного, даже косвенного намека, который указал бы на какие-либо намерения мусульманского население Кубы и уезда против евреев, ни до, ни в период, ни после кубинских событий. Боевые действия отрядов А.б.Зизикского против бандитских формирований, терроризирующих все население уезда, среди которых было немало вооруженных евреев, вернувшихся в фронта, начиная с осени 1917 г., никак нельзя было считать действиями, направленными против евреев, или армян, поскольку в одинаковой степени они боролись и с мусульманскими бандами. Не говоря уже о том, что бандитские группировки, действующие в это время во всем уезде, по своему составу, как правило, были интернациональными, о чем свидетельствовали приведенные выше документы, связанные с М. Д. Багировым.
Следует учесть, что после ухода отряда Амазаспа в городе и, в целом, в уезде была вновь восстановлена т.н. Советская власть в основном с «грузинским» оттенком, при которой не произошли какие-либо межэтнические или анти-этнические столкновения, тем более против евреев. Новая власть смогла договориться даже с такими видными мусульманскими политическими фигурами, как Али бек Зизикский, Мохубали Эфенди и др., которые после падения большевистской власти в конце июля, совместно с другими представителями из властных структур города, состоящими из русских, евреев и др., продолжали контролировать положение в уезде, не позволяя возникновению каких-либо выступлений со стороны отдельных групп населения. Спокойствие и стабильность сохранялись в Кубе и после установления власти Азербайджанской Демократической Республики.
В начале декабря 1918 г. в Кубе начала работать следственная группа ЧСК во главе с А.Ф. Новацким, которая обратилась как к властным структурам, так и к населению, с просьбой о предоставлении сведений об известных им случаях насилия со стороны армянских банд против мирных жителей города и уезда. Как следует из документов, Комиссия намеревалась допросить не только мусульман, но представителей других народностей, в том числе и в качестве свидетелей, «которые не совершали никаких насилий над мусульманским населением и которые могли бы дать Комиссии сведения о нападении армянских банд на г. Кубу, разгроме ее и совершении насилий над мусульманским населе-нием этого города» (284). Для примера следует указать, что в Баку к ЧСК в качестве пострадавших во время мартовских событий обращались люди разных национальностей, и не только русские, евреи, поляки, грузины, но даже сами армяне, и члены Комиссии документировали все их показания, наравне с мусульманами. (285) Однако, согласно материалам ЧСК, на протяжении всего времени нахождения следственной группы в Кубе никто из евреев-кубинцев, проживающих, или, давно вернувшихся в Кубу и в свои селения, не обращался в Комиссию с каким либо заявлением о совершенном в отношении его насилии или причинении ему убытков. В деле ЧСК имеется лишь один список «лиц, раненных и изувеченных во время нападения на город армянских банд», представленный приставом 2-ой части гор. Кубы Мамедбековым, в котором перечисляются имена следующих 6 кубинцев-евреев: Авраам Авшалумов, Нури Рахамиль, Рафаил Исраил Нафшаль, Гуршум Пеах, Захарья Нисим, Шулум Исхай», (286) без указания при каких обстоятельствах, когда и кем были ранены или изувечены эти лица.
Таким образом, исходя из документов ЧСК, с учетом всех указанных выше обстоятельств, а также фактов сотрудничества отдельных евреев-кубинцев с армянами, можно утверждать, что евреи, в отличие от мусульман, не были и не могли быть объектом погромов, и не подвергались насилию ни со стороны армянских банд, ни тем более, со стороны «мусульман и лезгин», чем цинично страшил их Амазасп, совершавший невиданные зверства по отношению к последним. Не следует также забывать, что среди большевиков, в том числе комиссаров Бакинского Совета, было немало евреев, и армянам не сошло бы с рук какие-либо насильственные действия против еврейского населения. Гибель отдельных представителей еврейского населения Кубы имела место во время перестрелок, происходивших как при отступлении отрядов Геловани из города, так и во время наступления бандформирований Амазаспа с трех сторон в Кубу, сопровождавшегося обстрелами города из пушечных снарядов. Массовое же бегство евреев из Кубы вместе с уходящими отрядами Амазаспа, скорее всего, было вызвано страхом, укоренившимся в течении десятилетий в душе еврейского народа, как правило, во все времена становившегося невинной жертвой всех смут и беспорядков, происходивших в местах их проживания.

В этом смысле, не только десятки погибших во время известных событий в Кубе евреев-кубинцев, но и сотни их единоверцев, скончавшихся от болезней, голода и мучений во время скитаний, о которых свидетельствовал красный комиссар Касрадзе, являются такими же жертвами агрессивной националистической политики армян, как и их сограждане – мусульмане-кубинцы.

* * *
После ухода армянских отрядов Амазаспа из Кубы город столкнулся с не меньшей опасностью – началом эпидемии. Улицы и кварталы, дома и дворы города были полны разлагающихся трупов тысяч изуродованных и растерзанных мужчин, женщин и детей, убитых, как в первые, так и в последующие дни наступления отрядов Амазаспа, и оставленных на том месте, где их настигла смерть.
Как уже отмечалось выше, на все обращения городского главы А.Алибекова с просьбой о разрешении предать тела убитых земле, Амазасп отвечал отказом. Оставление мертвого тела непогребенным в течение продолжительного времени, считающееся грехом у мусульман, было еще одним изощренным методом, из числа тех «наказаний», от которых «герой армянского народа», «присланный ... для отмщения», видимо, получал особое удовольствие. (287)
Из отдельных упоминаний кубинцев следует, что убитых армянами жителей – мусульман в первый раз стали хоронить лишь на четвертый день после начала погромов: «Трупы четыре дня валялись на улицах, в домах и дворах. От разложения трупов по городу распространялось страшное зловоние. На четвертый день как будто стало тише и спокойнее, начали даже хоронить трупы». (288) Видимо, именно это обстоятельство – распространение по городу зловоний от начавших разлагаться трупов, и заставило Амазаспа разрешить жителям предать земле тела погибших: «На четвертый день глашатаи кричали, чтобы мужчины-мусульмане с белыми повязками на рукавах выходили хоронить трупы убитых. Многие вышли, но уже домой не вернулись, потому, что были расстреляны армянами. Мы опять попрятались. Трупы оставались на улицах до ухода армян. В числе убитых были в большинстве женщины и дети. У многих были отрезаны головы». (289)
 Таким образом, не считая отдельных случаев, когда избежавшим смерти жителям удавалось перебраться в дома своих близких родственников, которых они находили убитыми всей семьей, и хоронили прямо во дворе их дома, (290) трупы тысяч кубинцев несколько дней оставались не захороненными.
Этим, катастрофически сложившимся обстоятельством в городе, и объясняются причины массового захоронения жертв кубинских трагедий, о чем свидетельствуют показания жителей, особенно, городских мулл, не успевающих совершать обряды над каждым убиенным. Так, «по сведениям молл, хоронивших убитых, они предали земле 2800 трупов».(291) По свидетельству приходского муллы 1-й магаллы (части) города Молла Ших-Гусейна Ахунд-заде, только в этой части было убито до 300 человек, которых пришлось ему хоронить: «Трупы многих были изуродованы кинжалами: были отрублены руки, носы, лица рассечены». (292) Приходский молла 2-й магаллы гор. Кубы Муса Рза Аскерзаде также называл цифры, указывая что в этой части города «жителей ружьем и кинжалами убитыми насчитывается 250 человек..., а от страха умерли 300 человек, всего 550 душ», при этом добавлял, что: «трупы ... 5 дней валялись на улице не убранными. Жители с одним арбом возили и хоронили их по 5 трупов вместе».(293) Отсутствовали конкретные сведения о числе убитых в других частях города, в частности, в 3 и 4 магаллах города, а также в еврейской слободе.
Несмотря на отдельные скудные сведения о захоронении убитых, в свидетельствах практически не указывается где, конкретно в каких частях города предавались земле тела погибших кубинцев. Только проживающий в Баку кубинец Абас бек Бала бек оглы Гасанбеков указывал: «В Кубе я узнал все подробности кровавой расправы с мусульманами, посетил кладбище, где видел более 300 новых могил и мне говорили, что в могилах погребено по 4-5, по 2 человека». (294) Однако понятно, что более 2000 трупов не могли быть захоронены только на одном городском кладбище. Отсутствие показаний о погребении самими армянами расстрелянных ими мусульман, (как и кубинцами, предавших убитых земле по указанию армян), объясняется тем, что все оставшиеся в живых жители, практически, не выходили на улицы из-за боязни быть расстрелянными, а выходившие, в том числе все те мужчины, которые откликнулись на вызовы армян и пошли хоронить своих одногорожан, уже не возвращались домой. Отсюда, почти отсутствие раненных и изувеченных армянами жителей, в том числе и среди свидетелей, которые могли бы дать показания следствию, что подтверждается сообщением пристава 1-ой – мусуль-манской части города: «в районе I части гор. Кубы раненных и изувеченных армянскими бандами нет, и не может быть, так как они стреляли очень метко и на место одной пули употребляли 40-50 пуль. И кроме этого они каждого попавшего к ним разрубали кинжалами и убивали выстрелами из ружей до смерти и далее, после смерти, изуродовали трупы». (295)
 В этом отношении, важным свидетельством о порядке захоронения убитых во время погромов в г. Кубе мусульман является документ, представленный Чрезвычайной Следственной Комиссии городскими приставами, в ответ на ее запрос об убитых, раненных и изувеченных лицах: «Умерших от страха перед наступающими армянскими отрядами и большевиками –более 100 человек жителей гор. Кубы. Кроме этих, 300 человек – неизвестные приезжие, убитые армянами и большевиками, трупы которых похоронены в гор. Кубе, пятьдесят в одной могиле».(296)
Однако, даже такая незавидная участь – быть захороненным в массовой могиле – досталась не всем невинным жертвам армян, о чем свидетельствовал тот же Абас бек Гасанбеков: «В мае месяце по дороге из Хачмаса в Кубу я видел трупы мусульман при дороге в канавах, которые валялись, изъеденные шакалами и другими животными. (297)
 Здесь, конечно же, стоит узнать о судьбе самих исполнителей и виновных в совершении ужасной трагедии, унесшей и искалечившей жизни десятков тысяч мусульман г. Кубы и Кубинского уезда и, в первую очередь, двух главных «героев» Кубинских событий – Геловани и Амазаспа.
* * *
Как следует из документов ЧСК, Давид Геловани дважды допрашивался следствием. Показания его были довольно запутанными, противоречивыми, неправдивыми и не всегда совпадали с показаниями кубинцев, которые в описании событий, почти дословно повторяли друг друга. Было не ясно, почему получившего задание «восстановить правильное движение по железной дороге до ст. Гудермес» инспектора милиции, коим являлся Д.Геловани, сопровождали неизвестно куда направляющиеся эшелоны солдат численностью в 2000 человек, в основном, армян. Далее, назвав почти точные координаты места, где он, якобы, увидел «около 120 трупов мужчин, женщин и детей», среди которых «были русские типы, но большинство армяне», (298) Геловани вместе с тем отказывался показывать это место, куда, якобы, его привели двое, неизвестно откуда взявшихся армян. Наконец, мог ли официальный представитель власти, член партии, а следовательно дисциплинированный человек, без каких-либо полномочий центра, только по требованию «возмущенного» и «начавшего волноваться» эшелона армянских солдат свернуть с пути, войти в г. Кубу и как «нейтральный человек» требовать от мирных жителей в течение 2-ух часов признания Советской власти?! По утверждению самого Геловани он, таким образом, якобы «сдерживал» разъяренный эшелон армянских солдат, хотя эшелону этому из-за «120 убитых армян» логичнее было бы, действительно, «разгромить Кубу», чем устанавливать здесь Советскую власть. Следует также подчеркнуть, что обстоятельства появления Д.Геловани в Кубе, описанные им самим, совершенно не совпадают с версией М.Дж. Багирова, приведенной выше, которая кажется более правдоподобной. (299) Однако А.Ф.Новацкий, допрашивающий Д.Геловани, не особенно углублялся в эти вопросы и пытался выяснять его непосредственную роль во время первых Кубинских событий, завершившихся гибелью мирных граждан, поджогами домов и общественных зданий города. Здесь Д. Геловани полностью отрицал как свою вину, так и вину своего отряда, и даже отряда Амазаспа: «При отступлении моем и Амазаспа из гор. Кубы наш отряд никаких насилий не совершал, никого не убил, домов не поджигал, где то внизу сгорел один дом, но он загорелся от пушечного снаряда». (300) При этом, не оспаривая своего участия в перестрелках с лезгинами, которые и повлекли за собой гибель людей, Геловани пытался оправдывать себя: «Я оказывал сопротивление лезгинам в течение двух дней и не сдавался им, во-первых, потому что офицерская честь не позволяла мне это сделать, и, во-вторых, я не получил предложений о сдаче, а получал угрожающие предложения без всяких гарантий, что не буду расстрелян со всем отрядом после сдачи».(301) Однако, в своих показаниях Геловани полностью подтверждал факты насилия и зверств, совершенные отрядами Амазаспа по отношению к мирному мусульманскому населению Кубы и уезда, отвергал циничные и лживые объяснения Амазаспа и комиссара Велунца о том, будто «сожгли город и перебили друг друга сунниты и шииты, которые затеяли между собой войну». Его показания в том месте, где говорилось, что «карательный отряд был направлен в Кубу по желанию Шаумяна, но выбор войск зависит от военного министра Корганова» имели особое значение для следствия. Так же, как и кубинцы, Геловани подтверждал, что «в отряде Амазаспа не было ни одного русского, были одни армяне, все до последнего дашнакцаканы. Сам Амазасп ярый дашнакцакан», при этом конкретно указывая, что «селения Дивичи и Алпан, находящиеся в нескольких верстах от города Кубы, были сожжены отрядом Амазаспа, потому что это мусульманские селения». (302)
Были ли учтены в ходе следствия правдивость его показаний, сотрудничество со следствием, факт отсутствия личной вражды и злонамеренности в его действиях и т. д., или же, обстоятельства сложившихся событий, в целом, но, как бы то ни было, Давид Геловани не был привлечен к ответственности в качестве обвиняемого по делу «о разгроме г. Кубы..».
Весьма примечательно, что после падения власти большевиков Геловани не уехал из Баку, и до октября 1919 года служил в Инспекции Труда при правительстве Азербайджанской Демократической Республики. В конце же октября 1919 г. Д.Геловани был убит возле Сабунчинского вокзала двумя выстрелами. Убийца, которым оказался армянин Саркис Терунц, выбросивший револьвер и пытавшийся убежать с места происшествия, был задержан азербайджанским аскером Аминовым, видевшим вместе с тремя другими гражданами, находящимися поблизости, как Терунц стрелял в Геловани. С.Терунц отрицал свою вину, утверждая, что «он не стрелял и когда услышал выстрел то побежал, и потому был задержан».(303) Несмотря на достаточно большое число свидетелей, в том числе двух городовых и двух жандармов, наличия револьвера «маузера, со свежим запахом от пороховых газов», С.Терунц, так и не признал себя виновным, соответственно, истинные причины преступления не были раскрыты.
Вместе с тем, учитывая, что следствие, не поверившее С.Терунцу, выясняло, имелись ли связи Геловани с партией «Дашнакцутюн», а дело С.Терунца было передано Военному прокурору Азербайджанского Военного Суда, то по всей вероятности, убийство Д.Геловани было совершено по политическим мотивам.
Здесь следует напомнить, что в конце 1919 г. Чрезвычайная Следственная Комиссия, уже завершив следственную часть своей работы и составив проекты постановлений, передавала дела в Судебную Палату. К этому моменту многие виновники мартовских событий в Баку и Шемахе, около 100 человек армян и молокан уже находились под арестом. Судебно-следственная деятельность ЧСК, получившая большую огласку и, вызвавшая бурное негодование армян, широко обсуждалась в кругах армянской общественности, прессе, не говоря уже о партии «Дашнакцутюн», парламентская фракция которой в Азербайджанском Парламенте развернула целую кампанию против Чрезвычайной Следственной Комиссии. (304)
Могли ли быть известны армянам показания Д.Геловани по Кубинским событиям, в которых он обвинял армян в мусульманских погромах и называл фамилии главных зачинщиков и исполнителей, начиная от Шаумяна и Амазаспа, и кончая армянскими офицерами и членами партии «Дашнакцутюн», что и послужило причиной его убийства? Учитывая общественно-политическую и правовую ситуацию вокруг деятельности ЧСК в это время, такой вариант событий вполне мог быть допустим. Или же, возможно, что Д.Геловани, именно из-за своего сотрудничества с Чрезвычайной Следственной Комиссией при правительстве АДР, получил весьма нелестную политиическую характеристику от своего бывшего помощника в Кубе М.Дж. Багирова?
Как бы то ни было, потомственный князь по происхождению, социал-демократ-меньшевик по убеждениям Давид Александрович Геловани, примкнувший к большевикам и сотрудничавший с армянами-дашнаками, не был признан своим ни первыми, ни вторыми. Так и осталось невыясненным, за что политический соратник Д.А.Геловани – большевик Мир Джафар Багиров называл его «провокатором» и, за что Геловани был убит рукою соплеменника своих бывших боевых соратников - армянских дашнакцаканов – Саркиса Терунца.
Отсутствие судебно-следственного материала по Кубинским событиям не позволяет уточнить, были ли привлечены к ответственности за разгром этого города и его селений и за массовое истребление его мусульманского населения лица, чьи фамилии указаны в Постановлении Чрезвычайной Следственной Комиссии при Азербайджанском Правительстве от ноября 1919 г. (305) Известно, что «дело Чрезвычайной Следственной Комиссии о разгроме гор. Кубы и селений Кубинского уезда в 3-х томах: 1) о разгроме города Кубы; 2) о разгроме селений Дивичинского и Мушкюрского участков и 3) о разгроме селений Кусарского, 5-го Фетхибекского и Кубино-уездного участков Кубинского уезда» было направлено 29 января 1920 г. Азербайджанской Судебной Палатой прокурору Бакинского Окружного суда для дальнейшего направления». (306)
Однако, этому делу, как впрочем, и всем следственным делам ЧСК, не суждено было получить «дальнейшего направления». Как известно, 11 января 1920 г. произошло политическое событие, особо знаменательное для Азербайджанской Республики – Верховный Совет Союзных Держав единогласно принял решение о признании дефакто независимости Азербайджана. В связи с этим поистине историческим событием, Азербайджанский Парламент 9 февраля 1920 г. принял закон об амнистии. Согласно 2-му пункту этого закона все лица, совершившие к моменту издания этого закона «преступные деяния по побуждениям, проистекшим из национальной вражды» освобождались от преследования и наказания, а по 10-му пункту все уголовные дела, «возникшие в производстве Чрезвычайной Следственной Комиссии» прекращались навсегда.(307)
А в конце того же 1920 года, постановлением судебных органов уже Азербайджанской Советской Социалистической Республики «дело о разгроме г. Кубы и селений Кубинского уезда» на основании закона от 9-го февраля 1920 г. было производством прекращено и сдано в архив. (308)
Однако, ни закон об Амнистии, принятый по случаю указанного выше знаменательного события, ни стремительно меняющаяся политическая обстановка в Закавказье в 1918-1921 гг., не спасли главного виновника мусульманских погромов в Кубе Амазаспа Срванцтяна от заслуженного наказания.
Очень скоро после Кубинских событий Амазасп вновь доказал, что он может воевать и чувствовать себя при этом «героем армянского народа» только против безоружных и мирных мусульманских народов, будь они турками, курдами, азербайджанцами, лезгинами, татами и др., что он неоднократно демонстрировал в Карсе, Ване, Битлисе, Хизане, Зангезуре, Баку, Кубе, Шемахе и т.д.
Когда пришлось воевать с организованными боевыми частями турецко-азербайджанских войск, идущих в Баку, Амазасп, в самый разгар боевых действий, когда решалась судьба Советской власти в Баку, вывел свои конницы из боя и оголил фронт, чем ввел военного комиссара Бакинского района Г.К.Петрова в состояние полнейшего недоумения: «Я не понимаю, что, я попал на фронт, где с открытой душой люди идут на великое дело «отдать жизнь за дело народное» или бог знает что?» телеграфировал он Шаумяну и Корганову 24 июля 1918 г., за неделю до падения власти большевиков. (309)
То же самое сделал Амазасп за две недели раньше, во время боев под Шемахой, когда под предлогом, что у него «сильно заболел живот… взял коня, телохранителей и уехал» с фронтовой позиции, а затем вовсе без приказа со своим отрядом отступил в сторону Баку. Описавший этот случай Анастас Микоян, в то время комиссар отряда, обвинил Амазаспа в предательстве и направил Шаумяну телеграмму, требуя предать его суду. (310)
Также, армянскому «герою», оставив фронт и бросив своих солдат на произвол судьбы, «пришлось» убегать из Баку в Персию в сентябре 1918 г., под натиском наступающей Исламской Кавказской армии и азербайджанских войск. После завершения первой мировой войны Амазасп вновь вернулся на Кавказ, и был назначен «командиром Армянской армии в регионе Нор Баязет». (311) После установления советской власти в Армении в ноябре 1920 г., Амазасп остался в Ереване, видимо надеясь на свои «заслуги» перед «армянским народом». Однако, судьба, в лице армянских большевиков, сыграла с ним злую шутку. В середине января 1921 года большевистские власти Армении созвали собрание армянских офицеров, на котором, якобы, должны были обсуждаться планы по укреплению Армении. Большевикам поверил спарапет Товмас Назарбекян, а ему – большинство армянских офицеров. Собрание должно было состояться в зале заседаний правительства, однако офицеров пришло так много, что пришлось выйти на площадь. Около 3 тысяч армянских генералов и офицеров в парадной форме собрались на площади, чтобы выслушать новые власти. В действительности же это была ловушка. Площадь была окружена, а офицеры арестованы... «Коммунистическое руководство Армении решило депортировать арестованных офицеров... в Баку. Однако они боялись даже скованных львов. С этой целью было решено убить в Ереване тех из армянских офицеров, которые способны были поднять по пути восстание. А чтобы в городе не были слышны выстрелы, их решили зарубить топорами. Так зверски были убиты прославленный Амазасп Срвандзтян, ... Армянский офицер-арестант рассказывает, что Амазасп, видимо, защищался, был слышен шум борьбы и на всю тюрьму раздавался его голос: "Выродки, разве так убивают людей!" Ужасная подробность: тело и голова Амазаспа были настолько изуродованы, что сын узнал его по валенкам». (312)
* * *
Следственное дело «О разгроме г. Кубы и селений Кубинского уезда», сданное в архив в 1920 г., вновь «обнаружилось» ровно через 70 лет, когда материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии, как и документы, касающиеся истории Азербайджанской Демократической Республики, в целом, стали достоянием специалистов и ученых Азербайджана в конце 80-х годов ХХ века. Этот период ознаменовался началом перестройки в бывшем СССР, когда стало возможным пользоваться ранее закрытыми архивными фондами, и одновременно, началом в феврале 1988 года нового этапа армянской агрессии против азербайджанцев – Нагорно-Карабахского, Армяно-Азербайджанского конфликта. Возникла необходимость обоснованно и документально осветить историю вопроса. По мере раскрытия и изучения архивных документов, становились очевидными вопиющие факты массовых убийств, репрессий, изгнания со своих исконных земель азербайджанцев армянами, которые можно было охарактеризовать как геноцид. События, происходящие в городах и уездах Азербайджана с марта по сентябрь 1918-го года, в том числе и Кубинские события, благодаря работе Чрезвычайной Следственной Комиссии, юридически расследованные и документально оформленные, занимали в этом смысле особое место в цепи кровавых, ничем не оправданных агрессий, неоднократно осуществленных против азербайджанского народа и не получивших в течении длительного времени должной политико-правовой оценки.
Как следует из этих документов небольшая следственная группа ЧСК, возглавляемая Андреем Фомичем Новацким, приступила к расследованию Кубинских событий в начале декабря 1918 г. Благодаря весьма высокому уровню организационных работ на подготовительном этапе, помощи местных органов власти и исключительно самоотверженному труду самого Новацкого и его помощников, следственной группе удалось буквально за месяц собрать и составить следственных документов, составляющих 3 тома, общим объемом в 451 листе. За это время Новацкий лично допросил более 20 жителей гор. Кубы, тридцати жителей-старшин сельских обществ Кубинского уезда и одного из главных свидетелей обвинения Давида Геловани. Следственной группой были собраны сотни других документов – актов-приговоров о понесенных убытках, списков убитых, раненых и т.д.
Эти документы позволяют рассмотреть трагические события 1918 г. в Кубе с разных точек зрения и создают достаточно широкое представление о масштабах причиненного мирным жителям г. Кубы и селениям Кубинского уезда морально-человеческого и материально-физического ущерба. Вместе с тем, некоторые намеченные комиссией задачи оказались практически не выполняемыми. Так, в первый же день работы Новацким были сделаны запросы разного характера, например, о предоставлении фамилий возможных свидетелей – мусульман, из числа постоянных жителей г. Кубы, а также пострадавших, раненных и изувеченных во время нападения на г. Кубу армянских банд. Как следует из документов, Комиссия намеревалась допросить в качестве свидетелей представителей и других народностей, которые не совершали никаких насилий над мусульманским населением и могли бы дать Комиссии сведения о нападении армянских банд на г.Кубу, разгроме его и совершении насилий над мусульманским населением этого города. Однако, отсутствие таковых в числе опрошенных свидетелей, показывает, что по каким-то причинам Комиссии не удалось осуществить это свое намерение. Отметка одного из приставов гор. Кубы на запрос Новацкого об отсутствии «иноверцев в настоящее время в районе 1 части города», (313) безусловно, не может служить исчерпывающим объяснением в данном вопросе.
Остается открытым также вопрос об отсутствии среди допрошенных ЧСК таких известных и почитаемых лиц Кубинского общества, которые не просто были очевидцами событий, но и принимали активное участие в вооруженном сопротивлении отрядам Амазаспа, таких как Али бек Зизикский, Гамдулла Эфенди, Мохубали Эфенди, Хатам Ага Джагарви и др. Известно, что группой этих деятелей вскоре после Кубинских событий была создана своего рода комиссия, которая собирала показания очевидцев происходящих трагедий по горячим следам. По некоторым сведениям, часть этих документов до середины 90-х годов хранилась в архивах Дагестана, которых пока не удалось обнаружить. (314) Однако, представляется странным, что столь важное мероприятие, не говоря уже о самих этих документах, не нашло своего отражение в документах ЧСК.
Неучастие А.Зизикского и Гамдуллы Эфенди в работе следственной группы Новацкого отчасти можно объяснить началом создания и работы в это время (декабрь 1918 г.) в Баку Парламента Азербайджанской Республики, членами от Кубинского уезда, которого они были.
Отсутствовал в числе допрошенных Комиссией кубинцев по неизвестным причинам также полковник в отставке Гаджи Алекпер Мешади Махмуд оглы, еще 18 июля 1918 г., буквально через три дня после образования ЧСК, обратившийся письменно к председателю Комиссии А.б.Хасмамедову и ее членам с просьбой срочно приехать в Кубинских уезд и зафиксировать факты изуверства и вандализма, совершенные армянским карательным отрядом. Подчеркивая, что в Кубе «достаточно много документов и живых свидетелей», подтверждающих преступные деяния армян, с немыслимой жестокостью убивших более трех тысяч детей, женщин, стариков и «превративших огромную часть города в кладбище», автор письма требовал арестовать и предать военному трибуналу организаторов и исполнителей этих преступлений – «Шаумяна, Джапаридзе, военного комиссара Корганова, убийцу Д.А.Геловани, палача Амазаспа, его помощников Николая и др.» В конце письма подчеркивалось, что «это обращение выражает мнение десятков тысяч кубинцев, чьи дома были превращены в руины, а близкие невинно потоплены в крови», и требовалось принятие срочных действий. (315)
Тем не менее, число свидетелей-мусульман из самого гор. Кубы, дававших показание следственной группе ЧСК, как уже отмечалось выше, составляло чуть более 20-ти человек. Малочисленность свидетельских показаний в следственном деле о разгроме Кубы, в сравнении с масштабом событий и многотысячным числом пострадавших, объяснялась в первую очередь, крайне ограниченными возможностями самой следственной группы ЧСК, работающей в Кубе и состоящей только из самого А.Ф.Новацкого и его помощника и переводчика Эйюб бека Ханбудагова, не считая технического персонала, представленного Кубинскими городскими властями. Катастрофическая нехватка судебных следователей и ограниченность во времени были главными проблемами в деятельности ЧСК в целом, что, безусловно, отражалось и на работе следственных групп, проводивших расследования в разных регионах страны. Об этом свидетельствует и письмо А.Ф.Новацкого к Приставу гор. Кубы от 11 декабря 1918 г., где он просит сообщить приблизительно 15-20 фамилий постоянных жителей гор. Кубы-мусульман, которые могут дать Комиссии сведения о нападении армянских банд на город. Не случайно, что большинство опрощенных Новацким были видными представителями Кубинского общества - начиная от городского главы и высших духовных лиц обоих религиозных общин - шиитов и суннитов, а также других почитаемых лиц. Среди дававших показание были также известные люди из сельских обществ, среди них один из Шихлярских беков – Гасан бек Шихлярский, Шамсаддин Эфендиев–брат Гамдуллы Эфенди, пристав Дивичинского участка, Бейбала бек Гаибов, помещик сел. Алпан, и др. Показаниями этих свидетелей, также как и других пострадавших, среди которых был 7-летний мальчик и его мать, в целом воссоздавалась общая картина трагических событий, происходящих в Кубе в апреле-мае 1918 г. Об отсутствии свидетелей - не мусульман, не считая В.Геловани, в частности представителей еврейского населения, среди опрошенных уже говорилось выше. Не было среди обратившихся к Комиссии и представителей армянского населения г. Кубы. Причиной тому не могло служить только то, что армяне, возможно в это время еще не вернулись в город, хотя выше указанная пометка пристава 1-й части города Кубы об отсутствии «иноверцев» в его участке, еще не говорила об отсутствии армян в городе вообще. Сыграло ли в этом случае роль оговорка, сделанная в упомянутом письме Новацкого к Приставу г. Кубы на счет представителей других народностей, «которые не совершали никаких насилий над мусульманским населением вообще, и в частности г. Кубы и Кубинского уезда», сказать трудно. (316)
Но если даже принять за основу версию об отсутствии в это время армянских жителей в городе, то следует подчеркнуть, что кубинские армяне, заблаговременно, или же в ходе событий поспешно переехавшие в Баку, будь они пострадавшими, имели полную возможность обратится в ЧСК и в самом Баку, как это делали их сооплеменники-бакинцы, пострадавшие во время мартовских событий в Баку. Здесь следует учитывать обстановку и время деятельности ЧСК в Баку и уездах - конец 1918 – первая половина 1919 г., когда власть в Бакинской губернии находилась в ведении Английского командования, и армянское население, во главе своими предводителями проявляло невиданную активность, обращаясь с жалобами во всевозможные инстанции – к Азербайджанскому правительству, Турецкому, затем Английскому командованию, разным зарубежным миссиям и т.д. В таком случае, отсутствие каких-либо доказательств или документов о том, что кубинские армяне подверглись насилию со стороны мусульман в 1917-1918 гг., сводит на нет все утверждения об «убийстве армянского населения г. Кубы», послуживших якобы причиной массовых мусульманских погромов Кубинского уезда. Впрочем, один такой документ обнаружился в Историческом архиве Республики Армения. Издавшие этот документ составители сборника озаглавили его как «Заявление представителя бывшего армянского населения г. Кубы Бакинскому Армянскому Национальному Совету об убийствах, грабежах, насилиях над армянами, измене большевистского комиссара Геловани в марте 1918 года и о бедственном положении остатков населения Кубы» .(317)
В этом документе, датированном от 6 февраля 1919 г., и написанном якобы в г. Баку, не указываются имена ни самого «представителя бывшего армянского населения г. Кубы», ни конкретных лиц, подвергшихся «убийствам, грабежам, насилиям». В документе упоминается в основном известный эпизод, когда часть армянского населения гор. Кубы была помещена мусульманскими деятелями города в здании городской тюрьмы, для предотвращения каких-либо насилий против них со стороны отдельных кубинских мусульман, решивших отомстить местным армянам за содеянные зверства их соплеменниками в Баку и Шемахе. Об этом эпизоде, упомянутом в свидетельских показаниях кубинцев-мусульман, подробно говорилось выше. Безымянный автор документа также подтверждает, что все эти люди были «заключены в тюрьму для обеспечения их жизни», и выпущены оттуда большевистским комиссаром Геловани, а также то, что «благодаря добрым людям, их не удалось уморить голодом». Однако безымянный автор документа, несмотря на общие упоминания «об убийствах и насилиях», основной акцент делает на «грабежах», которому подверглись «узники»-армяне: «Не стану описывать все зверства злоумышленников, издевательства и насилие над женщинами и над малолетними детьми, но добавлю, что кое-какие деньги и драгоценности удалось спасти в волосах женщин, ноздрях и зашитых в платье»… «Благодаря измене большевистского комиссара Геловани, жители, спасенные из тюрьмы в числе 132 душ по дороге к освобождению сдаются в плен. Перебив всех мужчин на глазах матерей, жен, женщин берут обратно и окончательно отбирают все, что осталось не отобранным…» (318)
Можно оставить на совести сочинителя документа «факты» об ограблении армянских жителей «злоумышленниками», в числе которых упоминаются имена нескольких известных представителей Кубинской знати. Не говоря о том, что эти лица никогда не позволили бы себе такую низость, как грабеж женщин, к тому же при желании такового, имея целые отряды своих вооруженных подчиненных, отметим, что одно упоминание в документе имени Геловани как сообщника грабителей-мусульман, уже указывает на его подложный характер. Известно, что Д.Геловани был объявлен «провокатором» и «изменником» в армянских кругах только после того как стал сотрудничать со следствием ЧСК, за что вскоре был убит армянином-террористом. Отсюда и понятно, почему «представитель» армянского населения г. Кубы обращается с просьбой вернуть «ограбленное» не к ЧСК, и не к властям Азербайджана, а Бакинскому Армянскому Национальному Совету, более заинтересованному и имевшему большой опыт в фальсификации документов. Следует подчеркнуть, что в свое время ход этому документу Армянским Национальным Советом дан не был, что лишний раз доказывает вышесказанное.
Однако данный документ примечателен также упоминанием еще одной фамилии, в частности имени уездного комиссара Али бека Зизикского, как «сгустившегося атмосферу национальной войны» в уезде, что не представляется случайным. Этот документ можно считать предвестником начала целенаправленной травли армянами одного из ярких представителей Кубинского общества, активного участника национально-освободительного движения в Азербайджане, члена Азербайджанского Парламента от Кубинского уезда Али бека Зизикского. Известно, что в событиях вокруг содержания армян в Кубинской тюрьме Зизикский лично не участвовал, и вообще отсутствовал в это время в городе. Вместе с тем, как уже говорилось выше, Зизикский являлся одним из организаторов вооруженного сопротивления большевистско-армянским формированием в Кубинском уезде, что было известно всему кубинскому обществу, в том числе и армянам. После советизации Азербайджана в апреле 1920 г. Зизикский перебрался в Иранский Азербайджан, в гор. Ардебиль, откуда вернулся на родину в 1923 г. Его бывший подчиненный Мир Джафар Багиров, будучи в эти годы председателем Азербайджанского Чрезвычайного Комитета (Аз.ЧК), помог ему с легализацией, после чего Зизикский обосновался в Баку. Однако наблюдение за ним не прекращалось, и несмотря на покровительство в эти годы со стороны самого председателя Государственного Политического Управления НКВД Азербайджана (Аз.ГПУ- бывш. Аз.ЧК) М.Дж.Багирова, в ходе очередной кампании против «бывших», 28 декабря 1926 г. Зизикский был арестован на основании «агентурных данных». Примечательно, что при всех известных фактах его биографии, которые и являлись истинной причиной его ареста, следственные органы предъявили ему обвинение в связи с новым «компрометирующим криминалом»: в нелегальной работе в пользу мусаватистов, в активной борьбе против рабочего класса, в связях с контрреволюционной организацией заграницей и соучастии в организации фальшивомонетчиков. (319)
Полтора года следствие работало в этом направлении, пытаясь связать дело «Зизикского» с делом группы «Северокавказских - Горских контрреволюционеров», во главе с Х.И.Кантемировым. Однако, то ли за неимением непосредственных фактов, то ли по каким-либо другим причинам, следствие решило присовокупить к делу Зизикского и факты по его деятельности в событиях 1918 г. 9 июля 1928 г. следователь Аз.ГПУ допросил одного кубинца, проживающего в Баку. В протоколе допроса первого свидетеля обвинения по «кубинскому прошлому» Зизикского, последний обозначался как «эксплуататор и мученик Кубинского бедного крестьянства», который «предвидя скорейшее установление пролетарской диктатуры» в Кубе, организовал банду и начал активно действовать против Советской власти». Далее в подобных выражениях описывалась служебная биография Зизикского, и свидетель заключал, что обвиняемый: «вообще ни в коем случае не может примириться с существующей пролетарской диктатурой, а также кубинский пролетариат всячески ненавидит его за те мучения, какие он причинил в ряде лет. (320) Наверняка, подобный идеологизированный «стиль» показаний разоблачительного характера, не говоря уже об отсутствии каких-либо конкретных доказательств, не удовлетворил следствие, которое в 1920-е годы пока еще придерживалось, пусть и формально, юридических законов и правил. И вот 11 июля 1928 г. за подписью зам. председателя Аз.ГПУ было отправлено письмо Начальнику Кубинского Информационного пункта (КИП), в котором последнему предписалось «в недельный срок, под личную ответственность допросить лиц, подтверждающих вышеуказанную деятельность Али бека Зизикского и весь материал выслать в Аз.ГПУ». За «вышеуказанной деятельностью» А.Зизикского подразумевалось следующее: «в 1918 г. совместно с Дагестанским Узун Гаджи (имеется в виду Наджмуддин Гоцинский-С.Р.-Т.) руководил наступлением контрреволюционных банд на гор. Баку через станцию Хурдалан. После провала указанного наступления и в связи с установлением Советской власти в Кубинском уезде, А.Зизикский поднял восстание, результатом чего был взят гор. Куба, уничтожен отряд красноармейцев, перерезано армянское население, а также погибла масса невинных граждан Кубы, исключительно из беднейшего населения». (321)
КИП выполнил это поручение и, допросив 16 и 19 июля 1928 г. семь свидетелей, отправил материал в Баку. 28 июля 1928 г. в Кубу было послано из Баку еще одно письмо, где говорилось, что присланный материал хоть и ценен, но малочислен, указывалась фамилия конкретного человека, с предложением допросить «его и лиц, по его указанию, кои могут дать тот или иной материал», в общем, до 10 человек. В конце письма подчеркивалось важность срочного исполнения этого задания, поскольку «дело должно быть доложено к 1-му августу». (322)
Задание было выполнено в срок, хотя служебная записка была получена в Кубе только 30 июля. Так, 31 июля были допрошены еще семь человек и материалы срочно отправлены в Баку.
Как следует из протоколов допроса всех четырнадцати свидетелей, в рекордных сроках допрошенных следствием, они слово в слово «подтвердили» указанные в письме Аз.ГПУ «аспекты» деятельности Али бека Зизикского. Вместе с тем в показаниях выделялась одна особенность: оказывалось, что обо всем этом свидетели обвинения только «слышали», или им «рассказали», а сами они «лично ничего не видели». Не было приведено ни одного конкретного факта о преступлениях Али бека против жителей Кубы, ни «беднейшего населения», ни вообще – мусульман, евреев, не говоря уже о резне «армянского населения», а тем более об участии конкретно А.Зизикского в таковых действиях, если даже допустить, что они имели место. К слову, среди свидетелей не было ни одного армянина, притом, что допрашивал следователь, по фамилии Бабенко. Свидетели говорили в основном о ходе известных всем событий в апреле-мае 1918 г. в Кубинском уезде, подтверждали данные из служебной биографии Зизикского. Самым «крамольным» для Али бека Зизикского в этих свидетельствах можно было считать такие заявления, как: «В 1918 г. из Баку от кого-то Али бек получил телеграмму и после этого он стал созывать по Кубе народ, а по селам послал делегатов с оповещением, что в Баку армяне режут мусульман»; «при вербовке в банду Али бек и его помощники вели агитацию о том, что сейчас ведется национальная борьба и мы должны защищать свою нацию»; «я лично ничего не видел, но мне рассказывали, как Али бек организовал отряд, причем по селам он вел агитацию, говоря, что большевики хотят совместно с армянами уничтожить мусульман…» и т.д. (323)
Численность собранного Али беком отряда указывалось свидетелями от 1500 до 4-5 тысяч, или же 7-10 тысяч человек. Свидетели подтверждали, что отряды Али бека Зизикского «повели наступление» на Баку после получения им телеграммы из Баку, собирались освобождать город и мусульманское население Баку от большевиков, дошли до пригорода - Хырдалана, но потерпев неудачу вернулись в Кубу, где оказывали вооруженное сопротивление войскам большевиков. Один из свидетелей показывал, что когда большевики третий раз заняли город Кубу, он был одним из 4-х делегатов, посланных большевиками к Али беку Зизикскому с предложением сдать оружие и работать с большевиками, заняв высокий пост, но он отказался. Эта информация подтверждалась и другим свидетелем: «большевики просили распустить банду, т.к. они не приехали воевать с мирным населением и просили Али бека приехать в Кубу для поступления на службу. Али бек на это ответил, что большевикам-разбойникам он не будет подчиняться и обещался очистить Кубу и Хачмас от них» (324). Следует уточнить, что здесь речь идет о событиях, происшедших уже после ухода отрядов Амазаспа из Кубы и приезда в город группы большевиков во главе с Левоном Гогоберидзе.
Бесспорно, эти показания давали полное основание обвинять Али бека Зизикского в антибольшевистской борьбе, и, кстати, соответствовали истине. Однако, как следует из следственного дела, следователь пытался получить все же какие-то конкретные факты и доказательства, в том числе относительно армянского населения уезда. И если даже не о резне, то хотя бы «грабеже» армянского населения, притом, если даже не самим Али беком, то хотя бы его отрядом, на что получал один и тот же ответ: «Отдельные факты указать не могу». Многие свидетели объясняли это обстоятельство тем, что сами они в это время отсутствовали в городе, или не выходили из дома, и только один объяснил тем, что человек «он неграмотный, уже забыл обо всем». (325) Даже рекомендованный Аз.ГПУ «свидетель» не смог привести конкретные доказательства по этому вопросу, не смотря на явное стремление угодить следствию. Почему следователь Бабенко не допросил об этом самих армянских жителей гор. Кубы или Кубинского уезда, остается загадкой. Впрочем, ответ на этот вопрос будет дан ниже.
Остается добавить, что сам Али бек Зизикский в ходе всего следствия не признал себя виновным ни в одном из пунктов обвинения, держался весьма достойно во время очных ставок, не смотря на признательные показания лиц, проходящих по делу «Северекавказской – Горской группы». О Кубинском периоде своей службы говорил весьма сдержанно, о событиях же в марте-мае 1918 г. говорить вовсе отказался, подчеркнув, что за давностью времени ничего не помнит. Когда следователь предложил ему «в целях облегчения своей участи дать искренние показания» о его роли в Кубинских событиях 1918 г., то услышал четкий ответ: «В Кубинских событиях я никакого участия не принимал». (326)
Насколько были удовлетворены следователи Аз.ГПУ новыми материалами, полученными из Кубы, не известно, но наверное «к 1-му августу дело уже было доложено». Поскольку уже 2 августа 1918 г. по делу Али бека Зизикского было вынесено Заключительное Постановление, в котором его, как «политбандита» обвинили в контрреволюционной деятельности, в связях с контрреволюционными организациями заграницей и в соучастии в организации фальшивоманетчиков. На основании этого документа 6 августа 1928 г. Али бек Зизикский был приговорен Коллегией Аз.ГПУ «к высшей мере социальной защиты- расстрелу». (327) Чуть более года заняла процедура по утверждении ходатайства органов безопасности Аз. ССР о неприменении к нему амнистии, объявленной по случаю 10-й годовщины Октябрьской революции государственными структурами Азербайджана, Закавказской Федерации и Советского Союза. Приговор был приведен к исполнению в ночь с 16 на 17-го сентября 1929 г., сразу же после подтверждения указанного ходатайства.
И здесь следует рассмотреть еще один документ, также подписанный армянами, в котором также идет речь о событиях 1918 г. Этот документ в какой-то мере проливает свет на вопрос об отсутствии конкретных фактов о каких-либо насильственных действий против армянского населения Кубинского уезда, и о действиях Азербайджанских деятелей в этот период. Документ этот связан с именем другого видного представителя Кубинского уезда, также члена Азербайджанского Парламента в 1918-1920 гг. Гамдуллы Эфенди Эфендизаде.
Проживающий в своем родовом имении в селении Калягах Дивичинского участка Гамдулла Эфенди был потомком известной духовной фамилии, пользующейся огромным авторитетом во всем округе. Могила его деда Ибрагима Эфенди была местом поклонения среди жителей-мусульман, отец и дядя его Исмаил Эфенди и Абдул Вагаб Эфенди еще в 1880 г. были сосланы в Сибирь на вольное поселение как «вдохновители мюридизма», где Исмаил Эфенди скончался, а Абдул Вагаб Эфенди вернулся на родину только через 17 лет. (328) Сам Гамдулла Эфенди, был также известен как общественный деятель, человек высокой чести и справедливости, что снискало ему неоспоримый авторитет среди всего населения, и не только мусульманского. В годы безвластия и смуты в стране вооруженные отряды Гамдуллы Эфенди следили за сохранением порядка и стабильности в Девечинском участке уезда. Во время Кубинских событий 1918 г. приверженцы Гамдулла Эфенди в числе несколько сот человек вместе с отрядами лезгин во главе с Мохубали Эфенди Кузунски и Хатам Аги Джагарви оказывали сопротивление большевистско-армянским военным формированиям.
Попытки арестовать Гамдуллу Эфенди сразу после установления Советской власти в Азербайджане послужили толчком к началу антисоветского восстания в уезде в 1920-1921 гг., подавление которого «стоило властям сотни жизней красноармейцев». Через некоторое время после этих событий скрывавшемуся в горах Гамдулле Эфенди удалось «реабилитироваться» перед властями и получить «мандат» на свободную мирную жизнь. В 1920-26-е годы со стороны Государственного Политического Управления Народного Комиссариата Внутренних Дел (Аз.ГПУ НКВД) предпринимались неоднократные попытки «ликвидации» Гамдуллы Эфенди, однако все они также не увенчались успехом благодаря бдительности населения и «его умелой политике». Во всех секретных переписках он обозначался как опасный элемент для Советской власти: «Ни один крестьянин сел. Бигиджи, Зигли, Гендоб, Угах, Лейти, Лестжед и ряд. др. сел, находясь под влиянием Эфендиева активного участия в работе власти не принимает, всякие выборы проходят по указанию и распоряжению Эфендиевых, и даже ни в одном из этих сел нельзя встретить партийца или же комсомольца, ибо этого Эфендиев не позволяет…». (329)
В 1927 г., когда по всей стране активно проводилась кампания по «изъятию контрреволюционных элементов» и НКВД СССР составлялись целые списки, то имя Гамдуллы Эфенди возглавляло такой список по Дивичинскому району Аз.ССР. Он был арестован в августе 1927 г., доставлен в Баку, где в Аз.ГПУ против него было выдвинуто обвинение по 76 ст. Уголовного Кодекса Аз. ССР - в бандитизме. И вот в столь сложной политической ситуации в защиту Гамдуллы Эфенди наравне с его родными и единоверцами встало население армянского селения Кильвар Дивичинского района Кубинского уезда. В следственном деле Гамдуллы Эфенди есть документ, подписанный 90 крестьянами-армянами этого селения в котором говорится: «1927 года августа 19 дня, мы, нижеподписавшиеся граждане сел. Кильвар настоящим подтверждаем, что гражд. сел. Калаге Гамдулла Эфендиев в отношении нас, гр.сел. Кильвар всегда был добр, он кроме добра нам ничего плохого не делал; к.т. в 1905 г. во время беспорядков всегда советовал соседним селам жить с нами в мире и было предотвращено всякие инциденты. С 1918 года по 1920 год тоже не допускал ни кого трогать, как нам, так и наше имущество, вообще ни когда не вел национальной рознь между нами и соседями. Он все выше указание сделал от наивности, а не с корыстной цели. Ввиду чего мы нижеподписавшиеся просим вышеизложенное принять к сведению, в чем и расписываемся». (330) Далее следовали подписи 90 жителей, большинство из которых были сделаны на армянском языке. (Копия документа приведена в числе фотографий).
Весьма примечательно, что армяне-кильварцы не ограничились лишь подписанием этого документа - Приговора, а обратились отдельным письмом к председателю Сельского Совета Кильвара с просьбой удостоверить их подписи печатью, что и было сделано. (331)
Однако история с этим письмом имела свое продолжение. Так, следствие, откровенно озадаченное как содержанием письма, так и активностью армянского населения, допросило председателя Кильварского Сельского Совета Дивичинского Дайра Кубинского уезда – Амбарцума Александровича Амбарцумова об обстоятельствах не только составления, но и подтверждения печатью такого рода документа со стороны официального лица, коим являлся А.А.Амбарцумов. И здесь следует обратить особое внимание на один момент в допросе последнего. А.Амбарцумов, заявляет, что когда он отказал давать такого рода «Приговор относительно хорошего поведения Гамдулла Эфенди… тогда население сел. Кильвар дали мне подписку о том, что за все последствие отвечает население, а не Сельский Совет». (332)
Письмо это, естественно не повлияло на дальнейшую судьбу Гамдуллы Эфенди. 4 марта 1928 г. против него было выдвинуто обвинение «в преступлениях противо-управления Советского строя и в причастности к бандитизму», 17 июля 1928 г. он был приговорен Коллегией Аз.ГПУ к высшей мере социальной защиты - расстрелу». (333). Приговор был приведен в исполнение 3 августа 1929 г., сразу же после утверждения ходатайства органов безопасности Аз. ССР о неприменении к нему амнистии, объявленной по случаю 10-й годовщины Октябрьской революции. (334)
Однако прошение кильварских армян, готовых отвечать за «последствие» своего поступка, что учитывая суровые законы того времени, дорого стоило, свидетельствовало не только о высоком чувстве долга, справедливости и благодарности подписавших его жителей. Документ этот являлся также ярким подтверждением тому, что во время даже самых тяжелых и кровавых событий 1918 г. в Кубинском уезде азербайджанские лидеры делали различие между армянскими боевыми формированиями, истребляющими мирное мусульманское население, против кого они с оружием в руках отчаянно воевали, и местным армянским населением, которое не только не трогали, но и защищали и оберегали от мести со стороны своих же сограждан.
Делая небольшое отступление, следует указать, что Советской властью были казнены не только Али бек Зизикский и Гамдулла Эфенди Эфендизаде, видные азербайджанские политические и общественные деятели своего времени. Через несколько лет жертвами уже Сталинских репрессий стали многие представители Кубинского общества, пользовавшиеся огромным авторитетом среди населения, как в период АДР, так и в советское время. Главная их «вина», в видении Советской власти состояла в том, что они честно служили своему народу, но при прежних – царской и «мусаватской» властях. Среди репрессированных было множество тех, кто пережил трагические Кубинские события 1918 г., а также принимал активное участие в боях против большевистско-армянских формирований. Двое из сотни арестованных органами НКВД кубинцев, были в числе тех, кто непосредственно принимал участие в работе ЧСК в 1918 г., давая показания и помогая следствию.
Али Аббас бек Алибеков, бывший городской голова Кубы, был арестован Кубинским Районным Отделением Аз.НКВД 6 августа 1937 г., в возрасте 67 лет. Весьма тревожными прошли для Али Аббас бека 20-е годы. Оставаясь на должности городской головы вплоть до советизации Азербайджана в апреле 1920 г., А.б.Алибеков, как и в неспокойном 1918 г., не покинул город перед вступающими в Кубу Советскими войсками, не дал напуганному народу разбежаться, успокаивая его своим примером и сам вышел на встречу большевикам, как когда-то вел опасные переговоры с Амазаспом. Довольно быстро разобравшись в ситуации, Али Аббас бек не позволил немногочис-ленным офицерам Азербайджанской армии, находившихся в городе, стрелять из пушек по целому отряду хорошо вооруженных красноармейцев, тем самым предотвратил какие-либо вооруженные столкновения, неминуемо приведшие бы к человеческим жертвам. Вместе с тем, будучи довольно известной фигурой, Али Аббас бек сразу был арестован новой властью, но через некоторое время освобожден, при этом у него было конфисковано почти все имущество, в том числе 2-х этажный дом и торговые объекты. В 1929 г. он, как «бывший кулак» был лишен избирательных прав, но через полтора месяца добился восстановления в правах. Имея опыт работы в судебных органах в царское время, А.б.Алибеков стал заниматься адвокатской деятельностью, и до своего ареста в 1937 г. был членом Коллегии защитников Азербайджанской Советской Социалистической Республики. В чем он конкретно обвинялся, так и не было четко сформулировано следователем НКВД, не говоря уже о доказанности его «вины», которая заключалась в том, что он «Во время Мусаватского правительства имел тесную связь с бывшим уездным начальником, крупным мусаватистом Ханхойским (Амирханом) и последним был назначен городской головой. После советизации был раскулачен и лишен избирательных прав. Занимался систематической агитацией, выявляя недовольство против существующего строя. В своих беседах он часто вспоминал Мусаватское время и каждый раз изъявлял желание возвращение старой Мусаватской власти» (335)
Эти строки уже из Протокола заседания Особой Тройки Аз. НКВД, от 26 августа 1937 г., на основе вышеизложенного вынесший приговор обвиняемому через 20 дней после его ареста. Следуют отметить, что обвинение в антисоветской агитации было построено только на показа-ниях подставных свидетелей, которые свои общие и голословные заключения ни какими конкретными фактами не подкрепляли, а сам «обвиняемый Алибеков в предъявленных ему обвинениях виновным себя не признал». Вместе с тем приговор был однозначен: «Расстрелять, с конфискацией имущества», который был приведен в исполнение через неделю. При этом, когда семья А.б.Алибекова, не ведая о его судьбе, в 1940 г. обратилась к Союзным органам НКВД с просьбой о пересмотре дела, начальнику Кубинского РО НКВД было приказано сообщить ей, что «Алибеков А.А. в 1937 г. осужден на 10 лет и сослан в лагеря с особым режимом без права переписки с родственниками», что говорило, помимо всего, и о циничности властей. (336)

Впрочем, как следует из следственного дела Али Аббас бека Алибекова, все справки, протоколы допросов, свидетельские показания и проч. документы, как и все само следствие в целом, представляли собой ни что иное, как формальное сочинительство вокруг одной небольшой, но основной бумаги – Выписки из утвержденного списка НКВД Аз.ССР на изъятия (список № 1, категория 1, порядковый № 42). Под порядковым номером 42 значился Али Аббас бек Алибеков, а категория 1 – означала меру наказания. (337)

С такой же Выписки из «утвержденного списка НКВД Аз.ССР по Кубинскому району» начиналось следственное дело другого жителя гор. Кубы, Мешади Гаджи Ага Кербалай Ахмед оглы Касимова, 52 г., «быв. крупного торговца… лишенца…», начатое 10 февраля 1938 г., в день его ареста. В выписке, после установочных данных приводилась «Характеристика» на Касимова, которая и должна была лечь в основу обвинения: «антисоветски настроенная личность, ненавидит существующую Советскую власть, распространяет провокационные слухи о якобы неизбежности гибели Советской власти в скором времени». (338)
 Во время всего следствия, длившегося не более чем 20 дней, Мешади Гаджи Ага не признал себя виновным в предъявленном ему обвинении – «в распространении контр-революционной антисоветской агитации», несмотря на то, что следствие устроило ему даже две очные ставки, в ходе которой ему «напомнили», как он во время читки газеты одним из посетителей в чайной, якобы «громогласно» прокомментировал статью о международных отношениях СССР, словами: «Наконец то скоро погибнет Советская власть. Теперь уже ничто ей не поможет». (339 )
 Были ли в действительности произнесены М.Г.А.Касимовым те или иные высказывания, в которых следствие усмотрело «недовольство мероприятиями Советской власти» или «клевету на руководителей партии и правительства», не известно. В общем то, для следствия это и не имело особого значения. Куда важнее были слова, соответствующие истине и проходящие красной нитью во всех допросах «свидетелей» обвинения - о «большом и неоспоримом авторитете» М.Г.А.Касимова среди населения гор. Кубы и селений уезда. Не это ли явилось основной причиной включения его имени в «утвержденные списки на изъятия» НКВД по 1-й категории.
 «Расстрелять, имущество конфисковать» - такой приговор по делу Мешади Гаджи Аги Касимова было вынесено Особой Тройкой Аз. НКВД 9 марта 1938 г., который был приведен в исполнение в ночь с 22 на 23 марта 1938 г. (340)
 Остается добавить, что все жители бывшего Кубинского уезда, репрессированные органами НКВД Азербайджанской ССР в 1920-30-е годы, и объявленные «врагами народа», о которых говорилось выше, были впоследствии посмертно реабилитированы, им было возвращено их доброе и честное имя. Следственные дела, свидетельствующие о трагическом конце воистину достойных граждан своей страны, давно были сданы в архив. Однако, через десятки лет их имена всплыли в других архивных документах, в материалах Чрезвычайной Следственной Комиссии, через которые они донесли своим потомкам правду о не менее трагическом времени как в их жизни, так и в жизни всего народа – о событиях 1918 г. в Кубе.
 * * *
«Доклад члена Чрезвычайной Следственной Комиссии Новацкого о разгроме гор. Кубы и селений Кубинского уезда», содержащий наиболее важные сведения о происходивших в апреле-мае 1918 г. в Кубе событиях впервые был опубликован в 1990 г. (341) В дальнейшем, как сам доклад, так и отдельные материалы следственного дела, становились объектом изучения ученых и специалистов, исследующих широкий спектр вопросов, касающихся истории Азербайджана, АДР, национального движения в 1917-1920 гг., армяно-азербайджанских отношений, армянского национализма в Закавказье и т.д. (342)
Однако материалы ЧСК за все эти годы не были изданы в полном объеме. В 2009 г. в свет вышел первый сборник, составленный автором и изданный Министерством Национальной Безопасности Азербайджанской Республики, в котором была собрана часть материалов ЧСК, касающаяся мартовских событий 1918 г. в г. Баку и его окрестностях. (343)
В 2010 г. был издан второй сборник документов из серии «Документы Чрезвычайной Следственной Комиссии», куда вошли все документы следственного дела «О разгроме гор. Кубы и селений Кубинского уезда». (344)
В 2011 г. автором были обнаружены в зарубежных архивах 102 фотографий, сделанных ЧСК и отправленных в 1919 г. во Францию Азербайджанской делегации на Парижской Мирной Конференции во главе с Али Мардан беком Топчибашевым. Все эти фотографии вместе с соответствующими документами ЧСК, подтверждающими факт их снятия Комиссией, были изданы в 2012 г. на трех языках – русском, английском, турецком. В книгу-альбом были включены также доклады членов ЧСК, в которых описывались трагические событиях в уездах Азербайджана. (345)
1
Учитывая этот фактор, Фонд Гейдара Алиева приступил к переизданию этих сборников документов на разных языках в несколько сокращенном варианте для доведения их до более широкого круга читателей.
Документы «О разгроме гор. Кубы и селений Кубинского уезда», являясь частью материалов ЧСК, имеют огромное научно-источниковедческое, историко-политическое и дипломатического значение. Одновременно, эти материалы являются свидетельством тому, что кубинские события были составной частью более масштабных операций и планов армянского руководства тогдашних Бакинских властей и армянских националистов, стремящихся к максимальному уменьшению численности мусульманского населения во всех азербайджанских регионах, которые они рассматривали как потенциальные территории для своего будущего государства.
Особую актуальность материалы ЧСК по Кубинским событиям приобретают сегодня, в свете обнаружения в 2007 г. во время археологических раскопок в Кубе множественных массовых захоронений с человеческими останками.
Ценность и значение этих документов также обусловили их переиздание в отдельном сборнике из серии «Материалы Чрезвычайной Следственной Комиссии», который и предоставляется вниманию читателей. Содержание и характер документов, включенных в данный сборник, определили их систематизацию в трех разделах с сохранением нумерации соответственно полной версии сборника, изданного в 2010 г., в который входили 266 документов.
 В I раздел сборника включены документы, представляющие собой переписку между членом Чрезвычайной Следственной Комиссии А.Ф.Новацким, расследующим кубинские события, и местными властными структурами гор. Кубы и селений Кубинского уезда. А.Ф.Новацкому, как опытному юристу удалось в короткое время собрать достаточно объемный материал по кубинским событиям, отражающий широкий спектр фактов, имеющих юридическую обоснованность.
Так, работая с городскими властями и жителями, Комиссия одновременно просила представить ей через участковых приставов и старшин списки сожженных и разграбленных мусульманских селений в Кубинском уезде, документы с конкретными данными: именами всех потерпевших, убитых и умерших во время скитаний, точным указанием числа сожженных и разрушенных домов, мечетей и других зданий, перечнем сожженных и похищенных вещей, А.Ф.Новацкому, как опытному юристу удалось в короткое время собрать достаточно объемный материал по кубинским событиям, отражающий широкий спектр фактов, имеющих юридическую обоснованность.
Так, работая с городскими властями и жителями, Комиссия одновременно просила представить ей через участковых приставов и старшин списки сожженных и разграбленных мусульманских селений в Кубинском уезде, документы с конкретными данными: именами всех потерпевших, убитых и умерших во время скитаний, точным указанием числа сожженных и разрушенных домов, мечетей и других зданий, перечнем сожженных и похищенных вещей, и т.д. А.Ф.Новацкому, как опытному юристу удалось в короткое время собрать достаточно объемный материал по кубинским событиям, отражающий широкий спектр фактов, имеющих юридическую обоснованность.
Так, работая с городскими властями и жителями, Комиссия одновременно просила представить ей через участковых приставов и старшин списки сожженных и разграбленных мусульманских селений в Кубинском уезде, документы с конкретными данными: именами всех потерпевших, убитых и умерших во время скитаний, точным указанием числа сожженных и разрушенных домов, мечетей и других зданий, перечнем сожженных и похищенных вещей, ценнoстей, скота и т.д. При этом старшинам представлялись образцы приговоров на азербайджанском и русском языках, чтобы облегчить работу последних. (Док. № 21) Из документов становиться ясно, что член комиссии А.Ф. Новацкий вместе с Э.Ханбудаговым и городской главой Кубы А.Алибековым провели несколько осмотров на предмет установления количества сожженных в Кубе домов и общественных зданий во время разгрома города, протоколы которых вошли в этот раздел. Из этих же протоколов следует, что во время осмотра фотографом Багировым производилось фотографирование сожженных домов (Док. № 16), однако в деле какие-либо фотографии отсутствуют. «Кубинские» фотографии не оказались и в числе материалов ЧСК, отправленных в Париж, Азербайджанской делегации на Версальской мирной конференции.
Из рапортов, представленных приставами отдельных полицейских участков Кубинского уезда видно, что в большинстве сельских обществ удалось провести общие сходы и составить документы, требуемые Комиссией. Немалую ценность представляют также представленные местными структурами документы на запросы Комиссии, несущие в себе конкретную информацию, как например, сообщение Кубинского городского главы А.Алибекова о численности населения города, в том числе армянского, о сожженных и разгромленных зданиях, о дате начала нападения армянских отрядов в Кубу и т.д. (Док. № 5) Важнейшими документами I раздела являются доклад Новацкого на имя Председателя ЧСК «О разгроме гор. Кубы и селений Кубинского уезда и насилиях, совершенных над жителями упомянутого города и селений», в котором подводятся итоги расследованию и называются фамилии виновников, установленных следствием, и «Постановление Чрезвычайной Следственной Комиссии по делу разгрома г. Кубы и селений его уездов», согласно которому лицам, уличенным в пресступлениях против мусульманского населения г. Кубы во время погромов выдвигаются обвинения. (Док. № 37, 38) Раздел завершают документы судебно-следственных органов Азербайджанской ССР, согласно постановлениям которых в конце 1920 г. производство по данному следственному делу прекратилось. (Док. № 41-45)
II раздел сборника состоит из 2-х частей, куда вошли документы о разгроме города Кубы. В первую часть включены свидетельские показания жителей города Кубы, в которых подробно описываются события, как предшествующие началу мусульманских погромов, так и в дни нахождения отрядов Амазаспа в городе. В этих документах содержатся ценнейшие сведения, позволяющие создать хронологию начала и развития трагических событий в Кубе с апреля по май 1918 г., приводятся конкретные случаи о зверских убийствах мусульманского населения города, в том числе женщин, стариков и детей, об изнасиловании десятков мусульманских женщин, в том числе малолетних девочек, о пленении в мечетях города местных жителей, о разрушении общественных зданий, принадлежащих мусульманам, сожжении библиотек, книг, и особенно Коранов, и т.д., называются конкретные имена лиц, причастных к погромам, приводятся данные об убитых и пострадавших мирных гражданах. Особую ценность среди этих свидетельств представляют показания городского главы г. Кубы Али Аббас бека Алибекова, духовных лиц города, а также представителя Бакинских властей Давида Геловани, (Док. №№ 56, 61, 68, 69, 70) в которых называются имена прямых организаторов мусуль-манских погромов в Кубе – Шаумяна и Корганова, и раскрывается истинная цель карательной миссии Амазаспа – массовое истребление мусульманского населения. Следует отметить, что один из главных свидетелей – глава шиитской общины г. Кубы Молла Гаджи Баба Ахундзаде был допрошен А.Новацким в Баку в мечети Таза-Пир, где он временно проживал, что еще раз подтверждает сколь скрупулезно относился следователь к своей работе, в данном случае к получению документа, имеющего особо важное значение для следствия.
Во вторую часть раздела вошли документы об убытках, уроне и ущербе различного характера, причиненных жителям города Кубы во время наступления армянских отрядов Амазаспа. Среди этих документов имеются: общие списки по различным частям - 1, 2, 3, 4 - города Кубы, где перечисляются имена пострадавших, перечень и стоимость похищенных или уничтоженных вещей; заявления и прошения отдельных граждан. Каждый общий список об убытках подтверждается подписью приходского муллы соответствующей части города, в эти списки были включены также сведения об убытках, причиненных убитым армянами жителям.
В заявлениях и прошениях отдельных граждан также приводятся списки похищенных вещей, указывается их стоимость каждой в отдельности, и общая сумма убытка, иногда описываются обстоятельства, при которых были причинены убытки. Как следует из заявлений, ограблениям и нападениям были подвергнуты представители всех сословий города, как имущие, так и бедные. Были ограблены дома самого городской главы А.Алибекова, начальника сыскного отделения г. Кубы и уезда Меджида Касумова, подожжены и ограблены были дома также представителей известных бекских фамилий - Шихлярских, Ибрагимбековых, и др., в том числе дом А.Зизикского. В числе этих документов представляет определенный интерес пространное заявление ветеринарного врача Кубинского уезда О.О.Ганка, в котором находит подтверждение факт насильственного вывода мирного христианского населения Кубы во время отступления отрядов Геловани и армян, под угрозой бомбардировки и поджога города. Из этого же документа становиться ясным, что женщины и дети из бежавшей группы христиан-кубинцев не пострадали, были возвращены лезгинами в город и приведены в дом Ибрагим бека Шихлярского. (Док. № 87)
III раздел книги, также состоящий из двух частей, охватывает документы о разгроме деревень Кубинского уезда. В 1-й части приводятся свидетельские показания старшин сельских общин и жителей деревень, которые раскрывают обстоятельства нападения отрядов Амазаспа на селения Кубинского уезда по всему пути его следования из Баку в Кубу, и обратно. Из этих свидетельств становиться известно, что большинство жителей селений уезда были предупреждены о предстоящих нападениях армян кубинцами и жителями других деревень, что и спасло десятки тысяч людей от неминуемой смерти. Также документами подтверждается, что нападениям армян подверглись все мусульманские селения – как азербайджанские, так и татские, лезгинские и т.д. В свидетельствах кубинских крестьян приводятся отдельные случаи зверств и жестокости армянских солдат, когда они не щадили ни малолетних детей, ни глубоких стариков, ни женщин. В эту часть сборника также включены протоколы медицинских освидетельствований потерпевших, проведенные Новацким с участием врача на предмет установления характера и степени причиненных армянами повреждений. Во всех свидетельствах сельских жителей приводятся данные о количестве подожженных в селениях домов, мечетей, других строений, а также убитых и раненных, говорится об отдельных случаях оказания вооруженного сопротивления армянским отрядам.
В эту же часть сборника вошли заявления и прошения жителей селений Кубинского уезда, в которых сообщается о причиненных каж-дому из пострадавших убытках, в результате поджогов домов, разру-шений сараев и других строений, угона скота, похищения вещей и т.д.
Вторая часть III раздела состоит из приговоров сельских обществ Кубинского уезда о понесенных убытках, оформленные согласно условиям, предложенных Чрезвычайной Следственной Комиссией. Приговоры были составлены на сходе всех жителей пострадавшего селения и содержали данные по всем требуемым пунктам: указывалось число убитых, раненных и умерших во время скитаний в горах и лесах от болезни, голода и страха мужчин, женщин и детей, количество сожженных и разрушенных домов, с отдельным указанием сожженных или разрушенных мечетей, украденного скота, похищенных домашних вещей, имена всех пострадавших, данные об их убытках и т.д. В конце приговора подводились итоги и указывалась общая сумма убытков, причиненных данному селению. Приговоры удостоверялись подписями всех тех жителей селения, которые принимали участие на сходе и печатью сельского старшины.
Эти документы ЧСК представляют особую ценность, поскольку позволяют установить наиболее точную цифру о числе пострадавших, пол, возраст, имена убитых и истерзанных людей, размеры нанесенных убытков, названия сожженных, разгромленных и разоренных селений, общественных и частных учреждений, строений и т.д.
 Все приговоры, как и списки об убытках жителей г. Кубы, составлены на азербайджанском языке, арабскими буквами, и частично переведены на русский язык. Возможно, именно это обстоятельство послужило тому, что названия некоторых деревень были искажены в документах ЧСК, в том числе, и в докладе Новацкого. Также не были представлены приговоры от всех пострадавших селений, упомянутых в списках, которые заранее были направлены Комиссии. (Док. №№ 23, 24, 25) В результате, некоторые селения, указанные в списках, но не представившие приговоры, не вошли в приведенный в докладе Новацкого перечень пострадавших деревень, при составлении которого, видимо Новацкий руководствовался наличием официального документа с указанием всех требуемых данных. По этой причине, общее число пострадавших селений Кубинского уезда во время нападения армянских отрядов Амазаспа было указано в Докладе Новацкого не точно.
Так, при сопоставлении и изучении всех документов, как на русском, так и на азербайджанском языках, имеющихся в следственном деле, удалось установить, что во время событий в апреле-мае 1918 г. в Кубинском уезде пострадало не 122, а как минимум 167 селений и населенных пунктов, не считая город Кубу.
 Также в докладе Новацкого не верно указано число убитых (60 чел.) и раненных (53 чел.) во время Кубинских событий. Как следует из документов, только по поименным спискам, представленным сельскими старшинами, в результате мусульманских погромов в селениях Кубинского уезда было всего убито - 580 чел.; ранено – 55 чел. От страха, болезни и голода во время скитаний в горах и лесах умерло – 781 чел., данные о которых вовсе не нашли свое отражение в докладе.
В докладе Новацкого приведена также сумма убытков, понесен-ных жителями селений Кубинского уезда -58.121.059 руб. Однако в документе не указаны размеры убытков, понесенных жителями г. Кубы, которые составляли - 63.703.760 руб., что удалось установить по представленным общим спискам и отдельным заявлениям жителей г. Кубы об убытках. Таким образом, общая сумма убытков, причиненных мусульманскому населению Кубы и Кубинского уезда, составляла 121.824.819 рублей.
Все эти данные, полученные на основе документов ЧСК приведены в Приложении № 3 - «Общие данные о человеческих жертвах и материальных убытках, причиненных населению г. Кубы и Кубинского уезда в результате мусульманских погромов в апреле-мае 1918 г.».

В сборник также включены следующие приложения: № 1 – «Национально- религиозный состав населения гор. Кубы и Кубинского уезда на 1917 г.», которое дает точное представления о численном соотношении отдельных групп населения города и уезда, накануне Кубинских событий; № 2 – Список селений Кубинского уезда, подвергшихся погромам в апреле-мае 1918 г.», в котором перечислены все пострадавшие в апреле-мае 1918 г. селения и населенные пункты, с указанием названий обществ и полицейских участков, в которые они входили, а также этнической принадлежности проживающего в них населения.

Указатель административно-географических названий, включенный в книгу, содержит информацию обо всех упомянутых в документах населенных пунктах Кубинского уезда, в том числе не подвергшихся нападению армян, с учетом современного административно-территориального деления тех территорий, которые в 1918 г. входили в состав этого уезда. Следует отметить, что большинство селений, отмеченных в Указателе, как «сегодня не существующие», были разрушены армянами в 1918 г. до основания, и далее не восстанавливались. В Указателе приводятся сведения также обо всех других географических наименованиях, упомянутых в документах.
Примечания по тексту в документах обозначены цифрами и вынесены в конец сборника.
Язык и стилистика документов сохранены.
В сборнике отдельно представлены официальные документы Правительства Азербайджанской Демократической Республики о создании Чрезвычайной Следственной Комиссии от 15 июля 1918 г.
В сборник вошли фотографии: с изображением старой Кубы; представителей разных национальностей, проживающих в г.Кубе и селениях Кубинского уезда; жителей гор. Кубы, дававших показания ЧСК; копии некоторых документов ЧСК и письма армянских жителей сел. Кильвар; массовых захоронений, найденных во время археологических раскопок в Кубе в 2007 г.

К сборнику также приложена «Карта Кубинского уезда 1918 г. », с указанием всех подвергшихся погромам населенных пунктов Кубинского уезда.

Солмаз Рустамова-Тогиди,
доктор исторических наук, профессор,
ведущий научный сотрудник
Института Востоковедения им. акад. З.М.Буниятова
Национальной Академии Наук Азербайджана

Источники:

1. Государственный Архив Азербайджанской Республики, фонд 1061, опись 1, дело 96, лист 13 (Далее : ГА АР, ф., оп., д., л.)
2. ГА АР, ф.1061, оп.1, д.96, л.2
3. См.: подробно: Гусейнзаде А. Об этимологии топонима Куба. Советская тюркология, 1971, № 2, с.119-125
4. Ашурбейли С.Б. Государство Ширваншахов (VI-XVI вв.). Баку, 1983, с. 30,99,101
5. См. Гусейнзаде А. Об этимологии топонима Куба...., с.122-123; Гейбуллаев Г.А.Топонимия Азерайджана, Баку, 1986, с. 64
6. Ашурбейли С.Б. Государство Ширваншахов..., с.99
7. Там же, с.13
8. История Азербайджана. С древних времен по 1970 г. Под редакцией С.Алиярлы. Баку, 1996, c.24
9. Ашурбейли С.Б. Государство Ширваншахов...с.18-24
10. Гейбуллаев Г.А. Топонимия Азербайджана... с. 110
11. См.: Фарзалибеков Ш.Ф. История Губы. Баку, 2001, с.20 (на азерб.яз.)
12. Там же
13. Сумбатзаде А.С. Азербайджанцы-этногенез и формирование народа. Баку, 1990, с. 232; Рахмани А.А. Азербайджан в конце XVI-XVII веке. Баку, 1981, с. 45
14. Сумбатзаде А.С. Азербайджанцы-этногенез и формирование народа..., с. 232
15. Там же, с. 233
16. Там же, с. 241; Рахмани А.А. Азербайджан в конце XVI-XVII веке..., с. 86
17. Алиев Ф.М. Миссия посланника Русского государства А.П.Волынского в Азербайджане. Баку, 1979, с.58
18. Там же, с.78
19. Далили Х.А. Южные ханства Азербайджана. Баку, 1979, с. 11 (на азерб. яз.)
20. Фарзалибеков Ш.Ф. История Губы... с.22 (на азерб.яз.)
21. Там же, с. 39
22. См. Абдуллаев Г.Б. Азербайджан в XVIII в. и его взаимоотношение с Россией. Баку, 1965, с. 89
23. Там же.
24. Далили Х.А. Южные ханства Азербайджана..., с. 16 ( на азерб. яз.)
25. История Ирана с древнейших времен до конца 18-го века. Л. 1958, с. 302
26. Сумбатзаде А.С. Азербайджанцы-этногенез и формирование народа..., с. 245
27. Фарзалибеков Ш.Ф. История Губы.., с. 42 ( на азерб.яз.)
28. См.: Абдуллаев Г.Б. Азербайджан в XVIII в. и его взаимоотношение с Россией... с.192
29. Алиев Ф.М. Антииранские выступления и борьба против турецкой оккупации в Азербайджане в первой половине XVIII века. Баку, 1975, с. 216
30. Сумбатзаде А.С. Азербайджанцы-этногенез и формирование народа... с. 247
31. Алиев Ф.М. Азербайджан в XVIII веке. В книге: Историческая география Азербайджана, Баку, 1987, с.133.
32. Абдуллаев Г.Б. Из истории северо-восточного Азербайджана в 60-80-х гг. XVIII века. Баку, 1958, с. 36-52
33. Абдуллаев Г.Б. Азербайжан в XVIII веке и его взаимоотношение с Россией,...с. 558
34. Там же
35. Абдуллаев Г.Б. Из истории северо-восточного Азербайджана..., с. 102
36. Сумбатзаде А.С. Азербайджанцы-этногенез и формирование народа..., с. 255
37. Абдуллаев Г.Б. Из истории северо-восточного Азербайджана...,с.125 ; Памятные записки А.В.Храповицкого\Чтение в Императорском обществе истории древностей российских при Московском ун-те. М., 1782, Кн. 2, с. 37
38. Сумбатзаде А.С. Азербайджанцы-этногенез и формирование народа..., с. 257
39. См.:Бакиханов А.К.Гюлистан-и Ирам.Баку,1991; Сумбатзаде А.С. Азербайд-жанцы-этногенез и формирование народа. Баку, 1990; Фарзалибеков Ш.Ф. История Губы. Баку, 2001 ( на азерб.яз.); Мустафазаде Т.Т. Кубинское ханство. Баку, 2005;
40. Акты Кавказской Археографической Комиссии (АКАК), т. IV, Тифлис, 1870, док. 1011, с.654
41. АКАК, т.IV, док. 1012, с. 655
42. АКАК, т.IV, док. 1018, с. 660
43. АКАК, т.IV, док. 1021, с. 662
44. АКАК, т.IV, док. 1017, с. 659
45. АКАК, т.IV, док. 1013, с. 655
46. АКАК, т.IV, док. 1017, с. 659
47. АКАК, т.IV, док. 1013, с. 655
48. АКАК, т.IV, док. 1015, с. 657
49. АКАК, т.IV, док. 1015, с. 658
50. АКАК, т.IV, док. 1022, с. 664
51. АКАК, т.IV, док. 1021, с. 664
52. Там же
53. Мустафазаде Т.Т. Кубинское ханство..., с. 217 (на азерб. яз.)
54. Козубский Е.И. История города Дербента. Темирхан-Шура, 1906, стр. 159-160
55. АКАК, т.IV, док. 1030, с. 671
56. АКАК, т.IV, док. 1028, с. 670
57. АКАК, т.IV, док. 1026, с. 666
58. АКАК, т.IV, док. 1027, с. 666
59. Баберовски Йорг. Цивилизаторская миссия и национализм в Закавказье. В кн.: Новая имперская история постсоветского пространства. 1996, с. 307
60. Тагиев Ф.А. История города Баку в первой половине XIX века (1806-1859). Баку, 1999, с.19
61. История Азербайджана, т.2. Баку, 1960, с.35-40
62. История Азербайджана, Баку, 1996, стр. 635-636
63. Ахмедов Э.М. А.-К.Бакиханов. Эпоха, жизнь, деятельность. Баку, 1989, с. 16
64. Мамедов Н.Р. История города Кубы в XIX- начале XX века. АКД, Баку, 1989, с.19
65. Там же, с. 16
66. Броневский Г.С. Исторические выписки о сношениях России с Персией, Грузией и вообще с горскими народами в Кавказе, обитающими со времен Ивана Васильевича доныне. СПб., 1996.
67. Российский Государственный Военно-Исторический Архив (далее: РГВИА), ф. ВАУ, д. 301, л. 513-514
68. Там же, л.516
69. Баберовски Йорг. Цивилизаторская миссия и национализм в Закавказье..., с. 309
70. РГВИА, ф.ВУА, д.301, л.517
71. СПб, филиал Архива Российской Академии Наук (РАН), ф.99, оп. 2, д. 41, л. 126-132
72. Там же
73. См.: Гейбуллаев Г.А. Топонимия Азербайджана...
74. См.:Буниятов З.М. Несколько замечаний по поводу этнических процессов в Ширване (до первой трети XIII века). Доклады Академии Наук Азербайджан-ской ССР, 1986, т. ХIII.
75. Там же.
76. См.: Гейбуллаев Г.А. Топонимия Азербайджана...
77. См: Анисимов Ш.И. «Кавказские евреи-горцы» , СПб. 1888; Буниятов З.М. Несколько замечаний по поводу этнических процессов в Ширване ....
78. См.: Велиев М.Г. Население Азербайджана – «музей этнографических сокро-вищ». Азербайджанский настольный календарь, Баку, 1924-1925 гг, с.391; Буниятов З.М.Несколько замечаний по поводу этнических процессов в Ширване... с. 73
79. СПб, филиал Архива РАН, ф.99, оп. 2, д. 41, л. 132
80. Мамедов Н.Р. История города Кубы..., с. 17
81. РГВИА, ф. ВУА, д.301, л.520
82. История Азербайджана, т.1, Баку, 1954, с. 233
83. См.:Сумбатзаде А.А. Кубинское восстание 1837 г. Баку, 1961, с.67
84. Там же, 92
85. Там же, 86
86. Там же, 87
87. Там же, 93-95
88. История Азербайджана, т.2. Баку, 1960, с. 87,88
89. Там же, с.88-90
90. История Азербайджана, т.2. Баку, 1957, стр.238-239
91. См.: Фарзалибеков Ш.Ф. История Губы... с.216-218 (на азерб.яз.)
92. Мамедов Н.Р. История города Кубы..., с. 22
93. История Азербайджана.т.2, Баку, 1957, с. 262
94. Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20 - 60 гг. XIX в., ч.1. М.- Л., 1936., стр. 280
95. РГВИА, ф.400, Азиатская часть, оп. 261\911, д. 81\86, 1890, л. 10.
96. О русских переселенцах в Закавказском крае. Кавказ, 1850, 22 апреля, стр. 127-128; Багиров Ф.Э. Переселенческая политика царизма в Азербайжане. 1830-1914 гг., М., 2009, стр.19
97. См.: Багиров Ф.Э. Переселенческая политика... стр. 17
98. Государственный Исторический архив Грузии, ф.242, д. 508, л.132
99. Там же, ф.12, оп. 7, д.415, л.3-4
100. Там же, д.268, 1900, л.3-7
101. Юницкий А. История православных церквей и приходов Бакинской губернии. Бакинские губернские ведомости. Баку, 1905 № 1-52; 1906 г. №
1-52; См.: Багиров Ф.Э. Переселенческая политика..., с.635-636
102. Багиров Ф.Э. Переселенческая политика..., с. 643-644
103. Ихилов М.М. Народности лезгинской группы. Этническое исследование прошлого и настоящего лезгин, табасаранцев, рутулов, цахуров, агулов. Махачкала, 1967
104. РГВИА, ф. ВУА, д.301, л. 519
105. Там же, стр. 517
106. Там же
107. Багиров Ф. Переселенческая политика..., с. 42
108. Там же, стр. 633
109. Там же, стр. 27
110. Там же, стр. 626
111. Подробно см.: Юницкий А. История православных церквей и приходов Бакинской губернии. Бакинские губернские ведомости. Баку, 1905 № 1-52;
1906 г. № 1-52; См.: Багиров Ф.Э. Переселенческая политика..., с.626-646
112. Там же; Багиров Ф.Э. Переселенческая политика..., с. 646
113. Мамедов Н.Р. История города Кубы..., с. 24
114. Там же.
115. См.: Фарзалибеков Ш.Ф. История Губы...,с.221-235 (на азерб.яз.); Мамедов
Н.Р. История г. Кубы...,с.24-25
116. Магомедов Р. Восстание горцев Дагестана в 1877 г. Махачкала, 1940, с.54
117. Гюльмалыев М.М. Крестьянское движение в Азербайджане в последней четверти XIX века. АКД, Баку, 1984, с. 18
118. См.: Багиров Ф.Э. Переселенческая политика..., стр. 633
119. См.: Магомедов Р. Восстание горцев Дагестана в 1877 г..., с.87
120. Фарзалибеков Ш.Ф. История Губы..., с.187 (на азерб.яз.)
121. Гюльмалыев М.М.Крестьянское движение в Азербайджане..., с. 21
122. Гусейнов Дж.Х. Крестьянское движение в Азербайджане в начале ХХ в. (1900-1907 гг.), АДД, Баку, 2008, с.22
123. Архив политических документов Управления Делами Президента Азербайджанской Республики (АПД УДП АР), ф.276, оп.8, д.463, л.82
124. Каспий, № 57, 11 марта 1917 г.; АПД УДП АР, ф.1,оп. 405, д.107, л.8
125. Энциклопедия Азербайджанской Демократической Республики (далее: Энциклопедия АДР...). т.2, Баку, 2005, с. 468 (на азерб.яз.)
126. Ибрагимов З. Борьба трудящихся Азербайджана за социалистическую революцию (1917-1918 гг.). Баку, 1957, с.83
127. АПД УДП АР, ф.456, оп. 16, д.42, лл.54,59
128. См.: Рустамбейли М.Г. Борьба трудящихся Кубинского уезда за установление и упрочение Советской власти в уезде (1917-1922 гг.). АКД, Баку, 1970, с.12
129. Там же, с.9
130. Суд Мир Джафара Багирова. Баку, 1993, с. 35 (на азерб.яз.)
131. Каспий, № 163, 23 июля, 1917 г.; № 169, 30 июля 1917 г.;
132. Энциклопедия АДР, т.2...с.469
133. Каспий, № 109, 19 мая 1917 г.; № 139, 24 июня 1917г.; № 176, 8 августа
1917 г.
134. Баку, № 90, 25 апреля (8 мая) 1917 г.
135. Государственный Исторический Архив Азербайджанской Республики, (далее:ГИА АР) ф.169, оп.4, д.151, л.1
136. Баку, № 107, 17 мая 1917 г.
137. Каспий, № 234, 19 октября 1917 г.
138. Государственный Архив Азербайджанской Республики (далее ГА АР), ф.97, оп.3, д.9, л.146
139. Баку, № 23, 30 января 1918 г.
140. АПД УДП АР, ф.1, оп.405, д.107, с.6-11; Исмаилов Э.Р. Власть и народ. Послевоенный сталинизм в Азербайджане. 1945-1953. Баку, 2003, с. 51
141. Энциклопедия АДР, т.2,... с. 468
142. Энциклопедия АДР, т.1, Баку, 2005, с.325
143. Рустамбейли М.Г. Борьба трудящихся Кубинского уезда..., с.11
144. Там же, с. 10
145. ГА АР, ф.1046, оп.1, д.232, л.9
146. Известия Бакинского Совета, № 51, 20 марта 1918 г.
147. Известие Бакинского Совета, № 51, 20 марта 1918 г.
148. АПД УДП АР, ф. 456, оп.16, д.212, лл.12, 57, 148
149. Там же.
150. АПД УДП АР, ф.276, оп.1, д.94.(типографский экземпляр)
151. ГА АР, ф. 894, оп. 10, д. 148, л. 30
152. АПД УДП АР, ф.277, оп.2, д.14, л. 1-4
153. См.подробно: Рустамова-Тогиди С.А. Мартовские события 1918 г. в Баку: предпосылки, характер, последствия. В кн.: Рустамова–Тогиди С.А. Март 1918 г.Баку. Азербайджанские погромы в документах, Баку, 209, с.9-74;
154. Большевики в борьбе за победу социалистической революции в Азербайджане. Документы и материалы. 1917-1918 гг., Баку, 1957, с. 329-330; Шаумян С.Г. Избранные произведения. Т.2, М., 1978, с.249
155. АПД УДП АР, ф.276, оп. 8, д.155, л.8
156. Азербайджан, Баку, 1919, 6 декабря
157. Ратгаузер Я. Революция и гражданская война в Баку. 1917-1918. Баку, 1927, с. 145
158. Ленин В.И. Военная программа пролетарской революции. Полное собрание сочинений, т.30, М., 1962, с.131
159. Шаумян С.Г. Избранные произведения..., с 246
160. Топчибашев А.М. Меморандум, предъявленный находящимся в Константинополе почетным представителям держав Антанты, членом правительства Азербайджанской Республики, чрезвычайным посланником при правительствах Блистательной Порты, Армении и Грузии Али Марданбеком Топчибашевым (ноябрь 1918 г.). Баку, 1993, с. 31-32
161. АПД УДП АР, ф. 277, оп. 2, д. 14, л. 51; Байков Б.Л. Воспоминание о революции в Закавказье. Архив русской революции, Т.9-10, М., 1991, с.114
162. Топчибашев А.М. Меморандум..., с.32
163. Центральный Военно-Исторический архив Республики Армения, ф.121, оп. 2, д.99, л. 66; См.: «Армянский вестник», 1999, № 1-2
164. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 3, л.56
165. См.: Приложение № 3 в кн.: Шемаха. Март-Июль 1918 г. Азербайджанские погромы в документах. Баку, 2013.
166. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 62
167. Там же
168. Там же, л.168
169. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, лл. 34, 113
170. Известие Бакинского Совета, № 77, 26 апреля 1918 г.
171. Бакинский рабочий, № 76, 27 апреля 1918 г.
172. Энциклопедия АДР, т.2,... с. 468; Токаржевский Е.А. Бакинские большевики - организаторы борьбы против турецко-германских и английских интервентов в Азербайджане в 1918 г., Баку, 1949, с.85
173. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 34
174. Там же, л. 113- 114 об.
175. Там же, л. 118-119 об.
176. Там же, л. 41
177. Там же, л.64
178. Там же, л.37
179. Там же, л.38
180. Там же, л.65
181. Там же, л.37
182. Там же, л. 36
183. Там же, л. 36-39
184. Там же, л.113-114 об.
185. Там же, л. 48
186. Там же, л. 35
187. Там же, л. 114 об.
188. Там же, л. 49
189. Там же, л. 39
190. Там же, 119 об.
191. Там же, 116
192. Там же, л. 49
193. Там же, 119-119 об.
194. АПД УДП АР, ф.1, оп. 405, д.107, л. 8
195. Там же.
196. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 63,65
197. Там же, лл. 34, 41
198. АПД УДП АР, ф.277, оп.2, д.15, л.84 об.
199. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 38
200. АПД УДП АР, ф.1, оп.405, д.107, л.8
201. Там же, л. 8
202. Там же.
203. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 37
204. АПД УДП АР, ф.1, оп.405, д.107, л. 7
205. Там же.
206. Суд Мир Джафара Багирова..., с. 17 ( на азерб. яз.)
207. Там же, с.15
208. Бакинский рабочий, 28 ноября 1937 г.
209. Исмаилов Э.Власть и народ. Послевоенный сталинизм в Азербайджане. 1945-1953..., с.50-51
210. Там же, с.52
211. АПД УДП АР, ф.1, оп.405, д.107, л. 8
212. Там же.
213. Там же, с.9
214. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л.65 об.
215. АПД УДП АР, ф.1,оп.405, д.107, л. 9
216. Там же.
217. АПД УДП АР, ф.1, оп.35, д.217, л. 92.
218. АПД УДП АР, ф.1, оп.33, д.206, лл.127-134.
219. Там же.
220. Там же, л. 167, 171.
221. Там же, л. 133
222. АПД УДП АР, ф.1, оп. 35, д.9, л. 563-568
223. АПД УДП АР, ф.1, оп. 222, д.48, л.1.
224. Алиев Играр.Нагорный Карабах.История, факты, события. Баку, 1989, с.89.
225. АПД УДП АР, ф.1, оп. 33, д. 206, л. 196
226. АПД УДП АР, ф.1, оп. 35, д.9, лл. 565-566.
227. Там же.
228. Кавказский Календарь на 1917 г., вып. 1, Тифлис, 1916 г., с. 8-13
229. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 98, л. 102-102 об.
230. Там же, д. 97, л. 101-101 об.
231. Там же, л. 17 об.
232. Там же, д. 98, л. 104-104 об.
233. Там же, д. 96, л. 47
234. Там же, д. 97, л. 25
235. Там же, л. 101
236. Там же, л. 3
237. Там же, д. 98, л. 16, 96; д. 97, л. 47-47 об., 186-187; См. также: М.Меликмамедов. Кровавое ущелье. Кубинские трагедии 1918 г. Баку, 2009;  (на азерб.яз.)
238. Фарзалибейли Ш.Ф. История Губы..., с.269 (на азерб. яз.)
239. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 37
240. Фарзалибейли Ш.Ф., История Губы с.269 (на азерб.яз.)
241. Знамя труда, № 95, 18 июля 1918 г.; Известия Бакинского Совета, № 143, 21 июля, 1918 г.
242. Известия Бакинского Совета, № 143, 21 июля, 1918 г.
243. Гуммет, № 39, 8 апреля 1918 г.
244. Там же.
245. Известия Бакинского Совета, № 107, 6 июня 1918 г.
246. Известия Бакинского Совета, № 105, 4 июня 1918 г.
247. ГА АР, ф.894, оп.2, д.26, лл.20, 23
248. ГА АР, ф.1061, оп.1, д.105, л.1
249. Подробно о деятельности Чрезвычайной Следственной Комиссии см.: Рустамова-Тогиди С.Р. Мартовские события 1918 г. в Баку: предпосылки, характер, последствия...
250. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 95, л. 5-8
251. Там же, л. 9
252. См. на Приложение № 2: «Список селений Кубинского уезда, подвергшихся погромам в апреле-мае 1918 г."
253. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 38
254. Там же, л. 49
255. Там же, лл. 16, 23, 52; 43; 29
256. Там же, лл. 29; 45
257. Там же, л. 116
258. Там же, л. 47
259. Там же, д. 97, л. 4-4об.
260. Там же, д. 96, л. 29
261. Там же, лл. 116 об; 48
262. Там же, л. 24
263. Там же, л. 58
264. Там же, д.95, л.5-8
265. Там же,
266. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 97, л. 3-3об., л. 110-110 об.
267. Там же, д.96, л. 36
268. Там же, л. 18
269. Там же, лл. 41; 45; 47; 54; 113;
270. Там же, л. 65
271. Там же, л. 123- 124 об.
272. Там же, лл. 36, 41, 47, 63
273. Там же, л. 34
274. Там же, л. 41
275. Там же
276. Там же, лл. 14; 36
277. Там же, лл. 19; 53
278. Там же, д. 97, лл. 110; 104
279. Там же, д. 98, л. 95
280. Там же, л. 102-102 об.
281. Там же, д.96, с.37
282. Там же, л. 38
283. Известия Бакинского Совета, № 128, 3 июля 1918 г.; Большевики в борьбе за победу....Документы и материалы,..., с. 512
284. ГА АР, ф.1061, оп.1, д. 96, л. 21
285. Там же, л.3-3 об.
286. АПД УДП АР, ф. 277, оп.2, д.15, л.44; Рустамова-Тогиди С.Р. Март 1918 г. Баку. Азербайджанские погромы в документах..., с.450;
287. ГА АР, ф.1061, оп.1, д. 96, л.36-37
288. Там же, л.116
289. Там же, л.46
290. Там же, л. 19
291. Там же, л. 16
292. Там же, л. 116 об.
293. Там же, л.148
294. АПД УДП АР, ф.277, оп. 2, д. 15, л.84
295. ГА АР, ф. 1061,оп.1,д.96, л. 13
296. Там же, л. 140
297. ГАППОД АР, ф.277, оп. 2, д. 15, л. 84 об.
298. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 63
299. АПД УДП АР, ф.1, оп. 405, д.107, л.8
300. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л.119
301. Там же
302. Там же, л.119 об.
303. ГА АР, д.100, оп. 2, д. 149, л.3-4
304. Рустамова-Тогиди С. Мартовские события в Баку..., с.47
305. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 95, л. 9- 10 об.
306. Там же, л. 11
307. ГА АР, ф. 895, оп. 3, д. 301, л.16-17
308. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 97, л. 190
309. АПД УДП АР, ф.303, оп.1, д.79, л.13
310. Микоян А.И. Дорогой борьбы. Москва, 1971, с. 151, 158
311. www.FEDAYI.ru, «Дети Арарата».
312. ИА Регнум. Февральское восстание и судьба армянских офицеров. Электронный вариант
313. ГА АР, ф.1061, оп.1, д. 96, л. 3-3 об.
314. См.:Искендеров А.Дж. Историография проблемы тюрко-мусульманского геноцида в Азербайджане, Баку, 2006, (на азерб.яз.); с. 66-77;
315. ГА АР, ф.41, оп.1, д. 16, л.5
316. ГА АР, ф. 1061, оп. 1, д. 96, л. 3-3об.
317. Погромы армян в Бакинской и Елизаветпольской губерниях в 1918- 1920 гг. Сборник документов и материалов. Ереван, 2003, с. 217-218, док. № 194.
318. Там же.
319. Архив Министерства Национальной Безопасности Азербайджанской Республики, д. ПР – 42448, По обвинению Али бека Гарун бек оглы Зизикского, лл. 7-8.
320. Там же, лл. 54-56.
321. Там же, л. 97 (в конверте).
322. Там же.
323. Там же, лл. 57-71.
324. Там же, л. 64, 68.
325. Там же, л.71.
326. Там же, лл. 19, 21.
327. Там же, лл.85-91.
328. Архив Министерства Национальной Безопасности Азербайджанской Республики, д. ПР-42411, По обвинению Гамдуллы Эфендиева и других,  л.6.
329. Там же, л. 37
330. Там же, л. 53-54.
331. Там же, л. 74.
332. Там же, л. 110.
333. Там же, лл. 171-176.
334. Там же, л. 183
335. Архив Министерства Национальной Безопасности Азербайджанской Республики, д. ПР- 21748, По обвинению Алибекова Али Аббаса Гаджи Нифтулла оглы, л.19.
336. Там же, л. 24.
337. Там же, л. 1.
338. Архив Министерства Национальной Безопасности Азербайджанской Республики, д. ПР- 39946, По обвинению Касимова Мешади Гаджи Ага Кербалай Ахмед оглы, л. 1.
339. Там же, л.12.
340. Там же, л. 23.
341. См.: История Азербайджана по документам и публикациям. Под редакцией акад. З.М.Буниятова, составитель Н.М.Велиханлы, Баку, 1990, с.182-187.
342. См.:Армянский вопрос в азербайджанских документах. (1918-1920). Анкара,
2001 (факсимиле); Геноцид азербайджанцев в 1918-1920 гг. Документы и материалы. Баку, 2001; Азербайджанская Демократическая Республика, Баку, 1998; А. Балаев. Азербайджанское национальное движение в 1917-1918 гг. Баку, 1998; Б. Наджафов. Лицо врага. Ч. I, Баку, 1993; Часть II, Баку, 1994; А.Халилов. Геноцид против мусульманского населения Закавказья в исторических источниках. Баку, 2000; А.Пашаев. По следам нераскрытых страниц. Баку, 2001 (на азерб.яз.), М.Меликмамедов.Кровавое ущелье. Кубинская трагедия 1918 г. Баку, 2009 (на азерб.яз.), и т.д.
343. Рустамова-Тогиди С. Март 1918 г.Баку. Азербайджанские погромы в документах. Баку, 2009, 864 стр.
344. Рустамова-Тогиди С. Куба. Апрель-Май 1918 г. Мусульманские погромы в документах. Баку, 2010, 552 стр. с фотографиями.

345. Рустамова-Тогиди С. Азербайджанские погромы в фотографиях и документах. Баку, 2012, 208 стр. С фотографиями.